На нас смотрят острые глаза унтера. А может, это просто проверка: хотят узнать, кто чем дышит?
Первым из строя выходит, конечно, лупоглазый. За ним — еще двое. Унтер и начальник полиции пронзают нас испытующим взглядом. Под таким взглядом чувствуешь себя неуютно, как голый.
— Кто еще? Кто против большевистско-еврейской заразы?
Вопрос поставлен совсем определенно… Из строя, боязливо поеживаясь и озираясь, выступает хмурый, называющий лупоглазого по имени — Николаем, за ним тянется человек с распухшим лицом, бывший репрессированный. Глядя на них, делают два шага вперед еще четверо…
Остальные не двигаются с места. Стоит Носов, стоит кадровый старший лейтенант-комбат. И нас большинство.
— Ясно, — бросает начальник полиции. — Ра-азой-дись!
Ровно через сутки за мной приходит полицай. Он ведет меня в лагерную канцелярию. Наверно, опять будут звать в переводчики, думаю я… За длинным столом вижу усатого унтера в очках и писаря. Начальник полиции позади их, у окна.
— У нас есть сведения, что ты коммунист и политрук, — заявляет унтер.
— Неправда, — отвечаю я, слегка пораженный.
— Советую тебе признаться. — Унтер разговаривает по-русски свободно и без всякого акцента… Может, он какой-нибудь гестаповец?
— Мне не в чем признаваться. Мне нет еще восемнадцати, и я не мог быть коммунистом, а поэтому и политруком.
— Врешь! — Начальник полиции выходит на середину комнаты. — Ты политрук и работал переводчиком в политотделе дивизии.
— Я работал в штабе дивизии.
— Ты мне голову не морочь, я как-нибудь майор.
— Но тогда вы должны знать.
Я пока довольно спокоен, потому что прав. Мне кажется, установить истину нетрудно.
— Да, — хмуро говорит начальник полиции. — Тем не менее ты политрук и сотрудничал с политотделом.
— Неправда, — повторяю я.
— Правда! — Унтер хлопает ладонью по столу. — Ввести свидетеля!
Из-за портьеры показывается знакомое лицо. Широкое, пылающее от волнения. Глаза блестят. Черные шнурочки бровей насуплены… Это техник-интендант второго ранга Рогач, бывший начпрод моего полка. Это он однажды приглашал меня к себе в тыл, обещая снабдить наше командование «горилкой» и военторговскими папиросами. И он попал, бедняга…
В то же время я очень рад, что нашелся свидетель. Сейчас недоразумение разрешится… Только почему он так волнуется?
Рогач вытягивает руки по швам. На меня не глядит.
— Действительно, я подтверждаю, что этот человек был адъютантом командира полка, а затем его перевели на должность переводчика в политотдел дивизии. — Голос у Рогача какой-то деревянный.
У меня от возмущения спирает в горле. Я потрясен, я просто не верю своим ушам.