– Артур, так нельзя! Ты знаешь, что о тебе говорят? Сумасброд Инсбрук возвращается!
– Да? Мило… А что ты встала и не садишься? Если ты нашла в себе силы гоняться за мной по ночам, то садись без приглашения.
– Но, Артур, – она вся затрепетала, – ты же не мальчик, чтобы о тебе сплетничали. И я не гоняюсь! Мне надо поговорить с тобой!
– Слушаю… Только чуть побыстрее, время спать!
– Бессердечный ты человек! – Она всхлипнула и снова села.
– Правда? Это хорошо! Бессердечным людям жить легче! – Мои губы сами растянулись в усмешке, но взгляд оставался жестким.
Леди молчала, провожая с ненавистью каждый выпитый мною бокал. Наконец она вздохнула:
– Прими мои соболезнования по поводу внезапной кончины твоей супруги. Но я ни за что не поверю, что тебя настолько подкосила эта смерть! – Тут же выпалила нахальная гостья, сверля меня взглядом.
– Не смерть, а предательство! Подлое предательство, – буркнул я, обозревая пустой графин. – А ты, если закончила… – Я перевел холодный взгляд на гостью. – Позволь дать тебе совет… Запомни, охота – прерогатива мужчин, так что, милая, тебе пора домой.
Элеонор в гневе вскочила. Я пошел к себе и на всякий случай закрыл дверь на замок. Снаружи что-то разбилось, раздался какой-то грохот, затем хлопнула входная дверь. Вот мерзавка. Видимо, это древняя китайская ваза в гостиной. Утром мисс Лили будет волноваться…
Я упал в кресло возле камина, схватившись за голову. Как же мне хотелось придушить эту прицепившуюся колючку и себя заодно.
Я знаю, что это по ее вине Джил решила уйти!
Душу вновь разбередили слова о «смерти» жены. Я глубоко вздохнул, но это не избавило от боли в груди.
Свет внешне сочувствовал моей потере, сказались старания пожилых матрон, виконтессы Клифтон и графини де Вер, представить наш брак в самых романтических тонах. Но в результате безумного одиночества я теперь с большим рвением искал утешения в картах. Пьяный, проигрывал столько, что это стал притчей во языцех.
Сколько лет я чинно придерживался рамок приличного поведения, как того требовало общество! Отец своими скандальными проигрышами навлек позор на нашу семью, так что после его смерти я всеми силами старался возродить состояние и родовую честь Инсбруков. После окончания войны с Наполеоном и продажи офицерского патента я проводил по полгода в тихом уединении родового поместья, пытаясь восстановить проигранное наследство. А появляясь в Лондоне, старался вести себя так, как подобает высокородному графу. А тут, сорвавшись словно с цепи, взялся порочить доброе имя и безупречную репутацию, благодаря которой в свете забыли о бесчинствах отца и деда, хотя последние события показали, что слухи об их скандальных похождениях живы и по сей день.