Еще одна женщина промчалась мимо, крича по-немецки:
— Папочка! Папочка! Где ты? Это я, твоя любимая Хильда! Какой-то мужчина выругался, непрерывно повторяя по-венгерски:
— Я потратил всю жизнь, всю жизнь. Я все, все для них делал, а теперь…
Мужчина, размахивая перед собой металлическим цилиндром, словно кадилом, выкрикивал:
— Идите за мной в горы! Идите за мной! Я знаю истину, добрые люди! Идите за мной! Мы спасемся, припав к груди Господа!
Не верьте обману, окружающему вас, идите за мной! Я отверзну ваши очи!
Другие либо сбивчиво говорили, либо молчали, сжав губы так плотно, будто боялись, что нечаянно проговорятся.
— Должно пройти время, пока они успокоятся, — сказал Бёртон.
Он чувствовал, что и ему самому нужно время, чтобы освоиться в этом мире.
— Они могут никогда не узнать истины, — проговорил Фрайгейт.
— О чем это вы?
— Они никогда не знали Истины — Истины с большой буквы — на Земле, так как они узнают ее здесь? Почему вы думаете, что нам будет дано откровение?
Бёртон пожал плечами и ответил:
— Я так не думаю. Я думаю о том, что мы должны понять, что собой представляет место, в котором мы оказались, и как тут можно выжить. Судьба человека, который сидит сиднем, тоже с места не двигается.
Он махнул рукой в сторону реки:
— Видите эти каменные грибы? Похоже, они расставлены с промежутками в милю. Интересно, для чего они предназначены?
Монат сказал:
— Если присмотреться к ближайшему как следует, то видно, что на его поверхности — около семисот круглых вмятин. Их размер как раз соответствует размеру основания цилиндра. На самом деле на верхушке гриба стоит цилиндр. Думаю, если мы посмотрим на этот цилиндр, мы сумеем понять, для чего предназначены эти грибы. Подозреваю, что они для того тут и стоят, чтобы мы в этом разобрались.
К ним подошла женщина среднего роста, с прекрасной фигурой и лицом, которое было бы красиво, будь оно обрамлено волосами. Глаза у нее были большие и темные. Она и не пыталась прикрываться руками. Бёртон нисколько не волновался, глядя на нее, да и вообще на кого-либо из женщин. Для этого он был слишком обескуражен.
Женщина заговорила хорошо поставленным голосом с оксфордским акцентом.
— Прошу прощения, джентльмены, — сказала она. — Я вас невольно подслушала. Вы единственные, кто говорит по-английски, из тех, чьи голоса я услыхала с тех пор, как очнулась… здесь, где бы это ни было. Я англичанка и ищу защиты. Полагаюсь на ваше милосердие.
— К счастью для вас, мадам, — отозвался Бёртон, — вы обратились к тому, к кому вам и следовало обратиться. По крайней мере, что касается лично меня, я могу заверить вас, что вы получите всякую защиту, на какую я только способен. Хотя, будь на моем месте некоторые из английских джентльменов, которых я некогда знавал, с вами могли бы и не так хорошо обойтись. Кстати говоря, вот этот джентльмен не англичанин. Он янки.