— Мама, помолись со мной, — сказал он и потянулся через стол к се руке.
— Что? — Впервые за этот день глаза Ханны потеплели.
— Возьми меня за руку и помолись со мной.
Она медленно разжала изуродованные артритом пальцы, протянула руку и взялась за руку сына.
— Я люблю тебя, мама. Давай не будем ссориться.
— Не будем. Но ты должен увидеть свет истины.
— Хорошо. Давай попробуем. Помнишь, ты сказала, что в день смерти папы Господь явился к тебе?
— Да.
— Расскажи. Я верю тебе.
— Веришь? — В ее глазах мелькнуло удивление. — В церкви мне никто не поверил. Они считают меня сумасшедшей.
Зейн покачал головой:
— А я нет. Сам не знаю почему, но я верю, что это правда. По крайней мере первая часть, когда ты почувствовала себя согретой и счастливой. Другое дело — конец твоего рассказа. Мне кажется, это просто твои мысли, твоя боль из-за того, что папа ушел. Ты должна отделить одно от другого… Господа от своих мыслей.
— Твой отец ошибался! — твердо произнесла она.
— Нет, мама. Просто ты не можешь простить ему, что он оставил тебя одну. Одиночество ни для кого не благо. Поэтому мне и хочется, чтобы ты снова встретилась со своими друзьями.
— Им нет до меня дела, — прошептала она и уронила голову.
Зейн почувствовал, что ему удалось пробиться сквозь стену.
— Да, это так. Я тоже виноват. Но я люблю тебя. — Он сжал ее руку. — А сейчас я хочу, чтобы ты вспомнила тот момент, когда Господь посетил тебя и ты ощутила тепло. Прочитай молитву вместе со мной.
Они принялись молиться вслух. Через стол Зейн дотянулся до второй руки матери. Внутренний голос подсказывал ему, что, если он дотронется до нее, это физическое прикосновение и душевная связь дадут ему шанс спасти мать. Конечно, Зейн понимал, что за один день не сможет переломить течение болезни, но он мог сделать попытку вернуть ее на путь истинный. Он и сам не мог больше прятаться от прежней боли, закрыв дверь за прошлым. Пока они молились, Зейн дал себе слово навещать мать почаще. Ее надо было хоть иногда увозить из Бандеры, чтобы он не начала снова молиться на Майкла Эзертона. Возможно, стоило свозить ее в Нью-Йорк. Если она увидит, как он живет и работает, то перестанет проклинать этот город. Зейн часто летал в Европу, и это давало ему право купить ей льготный билет. Конечно, она могла не согласиться на это сразу, но он мог и подождать. Мать должна была увидеть мир, другую жизнь. Он верил, что это ей поможет. Они многое могли сделать вдвоем, и Зейн твердо решил заставить Ханну понять, что они нужны друг другу.
Когда молитва закончилась, Зейн стал свидетелем маленького чуда: щеки матери покрылись слабым розоватым румянцем. Ему удалось вернуть ее в мир живых.