Лили смотрела на него и, казалось, ждала чего-то. — Нет, для меня нет. Иногда мне кажется, что все было только вчера.
У Зейна подпрыгнуло сердце.
— Мне тоже. И все-таки, мне кажется, мы правильно сделали, что расстались.
— И я так считаю. Но ты почему-то всегда возвращался.
— Я знаю, что прошлого не вернуть, но мы могли бы начать сначала.
— Ты этого хочешь?
— Да.
Лили неуверенно улыбнулась, словно боялась поверить.
— Мы столько пережили врозь. Я хочу сказать — мы стали чужими.
— В каком-то смысле да. Но с другой стороны, это совсем не так. Спроси меня о чем хочешь, Лили, и я расскажу тебе все.
Она усмехнулась.
— Пожалуй, всего мне лучше и не знать.
Зейн засмеялся.
— Может быть.
— Ты рассказывал мне о своих делах, Зейн, но не о себе. Чего ты теперь хочешь от жизни?
Опустив взгляд на бутылку с пивом, Зейн сосредоточенно принялся отдирать наклейку.
— Интересно, что ты спросила об этом, — произнес он наконец. — Я многое передумал. Ты бы, наверно, назвала это «переосмыслить все стороны своей жизни». Долгое время я считал, что могу преуспеть в бизнесе, только оставаясь в Нью-Йорке. Но знаешь, времена меняются. Со всеми этими компьютерами и факсами, учитывая, что мои клиенты разбросаны по всему миру, я в один прекрасный день понял, что на самом деле провожу в Нью-Йорке не так много времени.
— А где же ты живешь?
— В «Америкэн эйрлайнс». — Он, посмеиваясь, отхлебнул пива. — Понимаешь, Лили, я устал от этой мышиной возни.
— А я считала, что она тебе нравится.
Зейн покачал головой:
— Пять лег назад я принимал все приглашения покататься на лыжах в Вейле или Сент-Морице. Пасху я праздновал на Барбадосе, День благодарения — в Вермонте. Но последние год-полтора я провожу все праздники в Бандере с мамой.
От мысли, что Зейн бывал в Техасе, возвращался к своим корням, у Лили екнуло сердце.
— Как она? — спросила Лили, старательно изображая непринужденность.
— Сейчас гораздо лучше. Медики очень продвинулись в лечении психических заболеваний. Так называемых маниакально-депрессивных психозов. Теперь, с новыми препаратами, она чувствует себя все лучше и лучше. К тому же у нее оказалась не в порядке щитовидка, и теперь она принимает тироксин.
— Зейн, как хорошо! Значит, те ужасные вспышки, которые у нее случались раньше, — это не наша вина? Просто болезнь?
Он улыбнулся:
— Никогда не думал, что ты тоже считала себя виноватой.
— Представь себе.
— Прости. Все из-за меня, — сказал он, вспомнив ту ночь, когда мать пришла в ярость, застав их вместе. Ночь, когда он решил уехать из Техаса.
— Оставь. Ты не виноват. Никто не виноват. Просто так уж случилось. Конечно, мне было неприятно, но что поделаешь, наверно, это судьба.