— По правде говоря, нет. У меня нет никаких планов.
— Неужели? На Четвертое июля у вас было такое столпотворение, что я подумал…
— Это совсем другое. Это светское мероприятие, а мой день рождения вовсе не из той оперы. Мама не особенно любит дни рождения. К тому же мне исполняется всего пятнадцать. Вот если бы шестнадцать или совершеннолетие… — с некоторым сарказмом пояснила Лили. — Кроме того, я ей уже сказала, что не хочу никаких торжеств по случаю шестнадцатилетия на будущий год. Если она и решит что-то устраивать, то только потому, что ее светские приятельницы считают это необходимым.
— Извини.
— Да ладно. Не привыкать. Потом, мы вчера вечером уже отметили. Папа водил нас обедать к «Тони».
— Хорошо было?
— Маме — да. Она весь вечер махала своим знакомым и чмокала их. Мы с папой обсуждали, куда бы еще съездить на раскопки. Он непременно хочет побывать в Южной Америке, но этой весной мы уже точно едем в Мексику.
— Мне бы хотелось узнать об этом побольше. Так мы можем встретиться сегодня вечером?
— Конечно! — радостно воскликнула Лили. Потом на минуту задумалась. — Можно задать тебе один вопрос, Зейн?
— Спрашивай о чем хочешь.
— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой, только потому, что никого больше не знаешь в Хьюстоне?
Зейн рассмеялся:
— Честно говоря, я действительно никого больше не знаю.
— Так я и думала.
— Лили, мне просто хочется еще раз тебя увидеть. Поняла?
— Ладно, — тихо ответила она. — Во сколько мы встретимся?
— В семь. Тебя устраивает? Куда пойдем — выбирай сама. Только имей в виду: у меня всего двадцать баксов. А потом мне надо вернуться в Бандеру. Я могу понадобиться папе.
— В семь мне подходит, и насчет папы я все понимаю.
— Знаю. И мне это очень нравится в тебе, Лили.
Зейн приехал на черном полугрузовом «форде», облепленном грязью и пылью еще с Бандеры. Ровно в семь он остановил машину напротив дома Лили. Она как раз смотрела на часы. Ни минутой раньше, ни минутой позже.
Подойдя к двери, Лили открыла ее. На нем были узкие джинсы, рубашка в бело-серо-голубую клетку с длинным рукавом, рыжие сапоги, ковбойский ремень с серебряной пряжкой и черная ковбойская шляпа. Когда дверь открылась, он сдернул шляпу с головы. Лили ни разу не видела, чтобы кто-нибудь из ее сверстников так себя вел. Она улыбнулась, и Зейн просиял ей в ответ.
— Добрый вечер, Лили, — произнес он, растягивая слова.
— Проходи, Зейн.
Когда он вошел за ней в холл, Лили почувствовала запах сандалового дерева. Ей показалось, что за то время, пока они не виделись, он стал выше ростом, хотя вряд ли такое могло быть. Прошло всего три недели. Потом она догадалась, что это из-за сапог, у которых были каблуки дюйма два. И все же что-то в нем изменилось. Может быть, плечи стали шире? Или просто он держался более уверенно?