— Нет. Она вела себя так, словно была очень рада за меня, даже счастлива. — Дорис грустно рассмеялась и добавила: — Наверное, никто не разбирается в людях хуже меня! Мне даже ни разу не пришло в голову, что она может не любить меня. Я была уверена, что мы подруги. Лучшие подруги. Я думала, что она относится ко мне так же, как и я к ней.
— Ты сообщила полиции, кто оказался твоим преследователем? — тихо спросил Итан.
— Нет.
— Почему?
— Потому что она была моей подругой! — крикнула Дорис. — Потому что мне было очень больно!
Она отвернулась и пошла за чайником.
— И все же… Моника загубила твою карьеру, запугала, замучила…
— Да, — прошептала Дорис, наливая воду в чайник. — Шестнадцать лет… С тех пор, как нам обеим исполнилось по одиннадцать, ее жизнь была сплошной ложью.
— Нет, — мягко поправил ее Итан, — это были просто обиды, которые вызрели только тогда, когда ты…
— Соблазнила мужчину, которого она сама хотела.
— А я не знал даже половины из того, что она сделала! Про то, что она облила краской твою машину…
— Я отдавала ее перекрасить.
— Про того продавца пылесосов, который приставал к тебе до тех пор, пока ты не вызвала полицию. Про посылки и записки, которые она посылала Лорену. Почему ты мне не рассказала?
— Не думала, что тебе это может быть интересно. Ты вел себя так, словно все это тебе надоело. Советовал мне держать себя в руках. — Дорис помолчала, а потом продолжила: — Когда я получила те снимки, тебя это совсем не тронуло. Ты не разозлился, не огорчился…
— Нет, Дорис, это совсем не так. Если бы я нашел того, кто так долго изводил тебя, то переломал бы ему руки. Я попросил Джона, чтобы он внимательно следил, не появится ли кто чужой, и немедленно сообщил в полицию…
— Только это был не чужой. Никто бы ничего не заподозрил, встретив Монику.
— Поэтому-то и собаки ни разу не залаяли.
— И мои соседи ничего не замечали. Все знали, что Моника — моя лучшая подруга, которая мне часто помогает.
— Она отдала мне негативы, — неожиданно сообщил Итан. — Я их уничтожил.
— Она отдала их тебе? — Дорис не верила своим ушам.
— Вынужденно.
Дорис молчала. Зажигая газ и ставя на него чайник, она пыталась представить, каким образом Итан заставил Монику сделать это.
— Почему, вернувшись из Парижа, ты не сказала мне, что тебя собираются уволить? Что тебе уже нашли замену для презентации духов?
— Ты не дал мне возможности что-либо рассказать. Просто повернулся и ушел.
— Ты права. И дело было не только в Кевине. К тому времени я уже и без того решил покончить с нашими отношениями. Они приобрели чересчур эмоциональную окраску. Я говорил себе, что легко это переживу. Но ошибался… Меня тянуло к тебе все сильнее, и все больше я презирал себя. А увидев ту газету с фотографией… — Глядя на ее густые, блестящие волосы, ниспадавшие волной на плечи, он тихо попросил: — Мне очень жаль, Дорис, прости меня… Боже, как это глупо звучит. Когда я увидел торжествующую улыбку Моники, мне стало дурно.