Чья-то рука, вцепившись в волосы, задрала его го лову.
— С какого года ты работаешь на Больца?.. Кто радист Штраух?.. Какой у вас шифр? - раздалось рядом.
Граф открыл помутившиеся от слез и страдания глаза.
— Ничего... — выговорил он.
Пытки страшили.
Но еще страшней было признаться.
Признание означало смерть!
— Ванну! — услышал фон Топпенау. — Он заговорит!
Графа фон Топпенау доставили в кабинет, вернее, притащили под мышки двое эсэсовцев.
Облаченный в арестантское платье, граф бессильно обвис на стуле.
Разбитое лицо, налитые страданием, исполненные напряженного ожидания нового почечного приступа глаза арестанта вызвали у Хабекера чувство удовлетворения Вам плохо? — спросил Хабекер.
Топпенау смотрел на него с ужасом, не произнося ни слова, как будто хотел догадаться, на какие еще пытки обречь этот серый, невзрачный человек, получивший власть над его плотью.
— He бойтесь, — сказал Хабекер. — Я не потребую взамен никаких ложных свидетельств... Ай-ай, граф! Так рисковать здоровьем, и из-за кого?.. Позовите врача! Один из охранников удалился. Хабекер уселся за стол. Направил рефлектор в лицо графа.
— Ничего, — миролюбиво сказал Хабекер. — Маленькая неприятность... Я же предупреждал, граф, что лучше всего искренность. Разве вы симпатизируете красным? Ведь нет! Вы просто оступились. И никто, кроме нас, вам уже не поможет. Нужно только проявить добрую волю. Немножко доброй воли и максимум ненависти к красным. Вот и все. А случившееся вы должны рассматривать только как попытку выручить вас из беды. Грубую, грубую попытку, граф! Но что поделаешь? Вы же не хотели понять моих намерений, не верили мне. А вот и врач! Врач осмотрел Топпенау.
— Что-нибудь обезболивающее, — приказал Хабекер. Врач достал шприц, охранники обнажили руку графа, игла легко вошла в мышцы.
— Ну как? — спросил Хабекер через минуту. — Вы извините, я отвернусь. Не могу видеть, как делают уколы-. Еще не полегчало? Ничего, сейчас будет хорошо.
Фон Топпенау согнулся и зарыдал.
— Вы преступник, Топпенау, — раздался жесткий голос Хабекера. — И спасти вас может только полное признание. Только полное признание. Слышите? Полное признание! Ведь вы стали жертвой Больца. Вам незачем защищать его!
— Моя семья! — прорыдал фон Топпенау.
— В случае вашего признания семья не пострадает, — сказал Хабекер. — Мы не тронем вашей жены И ваших детей. Но если вы снова попытаетесь что-либо скрыть..
— Хорошо! — истерически всхлипнул граф. — Я скажу- я все скажу! Меня запутали! Меня подло обманули! И я скажу!
Пишущая машинка в углу кабинета затрещала.