— Вопросы задаю я! — попытался оборвать Хабекер.
— Но вы же хотите знать истину, господин следователь! И я хочу помочь вам докопаться до истины! Дайте мне показания «Аргуса», устройте очную ставку, и вы убедитесь, что этот человек лжет! Он толкает вас на ложный путь!
Она произнесла это с такой убежденностью и страстью, что Хабекер заколебался. Тем более что показаний «Аргуса» у следователя не имелось.
— Полагаю, мне удастся удовлетворить вашу просьбу в самое ближайшее время, — многозначительно сказал Хабекер. — Но если «Аргус», Лаубе и Крамер вас опознают — а уж наши побеспокоятся, чтобы эти типы не юлили! — если вас опознают, Штраух, — будет поздно! Разговаривать с вами будут иначе.
— Вам не придется разговаривать иначе, — сказала она. — Вы убедитесь, что эти люди меня не знают.
— Так! — сказал Хабекер. — Значит, телеграмма -недоразумение? И подпись «Директор» вам ничего не говорит? И никакого «Аргуса» не знали? И Генриха Лаубе никогда не видели?
— Нет!
— Любопытно! А откуда же «Директор* и «Аргус* знают вас и ваш адрес?.. Или вы полагаете, что вокруг дурачки и простофили?
— Боже мой, господин следователь! Я ничего не понимаю!
Не понимаете!.. В Москве, конечно, нет других дел. кроме беспокойства о здоровье никому не известной Инги Штраух! Вот просто так. взяли да и решили осведомиться, как поживает немецкая патриотка, национал-социалистская журналистка Инга Штраух, чей адрес про читали в старой телефонной книге!.. Странные люди в Москве, а?
— Это какая-то мука!
— Мука? — неожиданно улыбнулся Хабекер. — Ну что вы, фрейлейн! Разве это мука? Вы плохо знаете еще, что такое настоящее мученье! Уверяю вас!
— Боже мой, боже мой! Как доказать вам, что я не лгу! Я никогда не видела никакого «Аргуса»! Я не встречалась с вашим Генрихом Лаубе! Проверьте! Проверьте мои слова!
Она прижала к груди крепко сжатые ладони.
В голосе ее звучали усталость и отчаяние...
Совещание представителей службы безопасности и абвера, собранное по приказу Гитлера в связи с раскрытием разведывательной сети русских в Брюсселе, в Париже и Берлине, подходило к концу.
Группенфюрер Зейц, человек, близкий руководству германской политической контрразведки, встал, чтобы произнести заключительное слово?.
Пять человек, сидевших по обе стороны длинного дубового стола, прекратили разговоры.
Штандатенфюрер Таубе захлопнул блокнот, его помощники Ульрих и Швейцер повернули головы к руководителю офицеров абвера майору Граве- а сопровождающие Граве капитаны Дитрих и Ремер приготовились писать.
Слова легко соскальзывали с языка Зейца, быстрые, ловко пригнанные друг к другу, ни к чему не обязывающие, призванные только к одному — разрядить атмосферу взаимного недоверия и недоброжелательности.