— Чего сказали? — поинтересовалась Ленка.
Юлька повторила. Мы покатились со смеху.
— Может, они и хамы, но не дураки, — сказала я.
— Вряд ли это нам поможет. Так вот. Они позвонили раз десять за вечер, все время тебя спрашивали и очень интересовались, где бы можно было с тобой повидаться. Представляешь, что подумала твоя свекровь? Делайте выводы, господа!
— Этот выход закрыт, сэр! Быстро работают, засранцы. — Ленка задумалась и спросила: — Если в паспорте твой адрес на Кутузовском, как они так быстро узнали телефон свекрови?
— Узнали, девчонки, — убитым голосом прошептала я. — Сзади, на обложке паспорта был написан. Антон сам написал, как только мы познакомились. Больше не на чем было. Я хотела потом стереть, да забыла!
— А ты воспылала! Еще не познакомилась, а паспорта кому попало раздаешь! С сарая, что ли, рухнула? Записала бы на пачке сигарет да потеряла!
— Я ж не курю, — печально сказала я.
— Не ври, — строго сказала Ленка. — А Антон?
Я мотнула головой.
— Не выходила бы за него, он бы твою машину не грохнул. Ехала бы на машине, никто бы тебе ничего не всунул!
Не было гвоздя — подкова пропала.
Не было подковы — лошадь захромала.
Лошадь захромала — командир убит,
Конница разбита, армия бежит... —
продекламировала я. — Ну и что теперь? Повеситься, что ли?
— Нет, не надо вешаться. Однако, похоже, что квартирку на Кутузовском уже навестили. Хорошо, что тебе не пришло в голову туда сунуться.
— А родительская квартира пустая?
— Пустая. Думала с Антошкой там после свадьбы жить — не могу. Реву, бабы, белугой. Да он без мамочки и не может... Так что баба Глаша там так и убирается. Приходит раз в неделю или два, если ей скучно и делать нечего.
— Да, — протянула задумчиво Ленка и хихикнула, ты, Алька, словно тот вор, что у распечатанного сейфа справку
об освобождении оставил! Ладно, вот что: надо твоему бывшему позвонить.
— Какому? У меня теперь выходит два бывших.
— Первенькому. Андрею Дмитриевичу. Надо узнать, со всех сторон тебя обложили или щелочка есть?
На том и порешили. Время было уже два часа ночи, и хоть и страшно, но надо спать.
* * *
Андрей Дмитриевич Сомов любил в жизни три вещи. Первое — делать деньги. Второе — руководить. Третье — чтобы все непременно называли его по имени-отчеству. Когда мы с ним познакомились, я еще не окончила институт. Он старше меня на тринадцать лет, поэтому казался мне тогда самым надежным и умным мужчиной на свете. Ухаживания его имели размах грандиозный, Андрей Дмитриевич просто смял меня своим натиском. Скептически оглядев своих поклонников-ровесников, я всерьез решила, что они и через пятьдесят лет не смогут сравниться с Андреем. Потом была шикарная свадьба, мама почему-то все время плакала, отец хмурился, и только моя родная тетка Юля высказывала вслух свое неодобрение. Мне это казалось странным. Но через полгода я поняла причину маминых слез. Не было того, о чем тысячелетиями пишут поэты, отчего умирают и рождаются, отчего начинаются войны и заключаются перемирия. Не было любви. Я прожила с Андреем Дмитриевичем пять лет, прекрасно осознавая, что значу для него достаточно много, но, как говорится, умереть в один день нам вряд ли захочется.