— Что же эта… — Катя как бы подавилась. — Что она могла Вадиму наговорить, чтобы он в петлю полез? Единственное, чего я не понимаю. Я думала, я его знаю, а оказывается…
— Да ничего она ему не говорила! Вот он в сознание придет, сам тебе расскажет. Пришла извиниться, что в интервью все переврали, потрепалась пару минут, зашла за кресло… Мне эту технику еще три года назад показывали. Захлестнуть горло ремнем от сумочки, рвануть порезче, придушить, но не до конца, а только до потери сознания, нескольких секунд на это довольно. Ну, а потом уже бессознательное тело собственно вешается. И вряд ли какая экспертиза определит, сам повесился или кто-то постарался. Борозда-то позже появляется, от собственно удушения. А если только горло на несколько секунд пережать — для потери сознания достаточно, а на шее, если ремешок мягкий, практически ничего не останется, а что и останется, веревка смажет. Ну, ты же сама сказала, что ты медик, вот и представь клиническую картину… Простенько и вполне надежно. Только с запиской Тина переборщила. Как бы тщательно не имитировали почерк, его принадлежность определяется наверняка, уж это она должна была знать.
— Какая записка?
— Неужели Ильин тебе ее не показал? Ну, знаете, всему есть границы, в том числе и служебному рвению! Увижу — убью, честное слово!
— Да ладно тебе, я сама с ним разговаривать отказалась, причем наотрез. Так что за записка?
— Да Вадима же! «Котенок! Прости меня, так получилось. Я старался, но обстоятельства сложились против меня. Вадим».
— Погоди… как там?.. Ты ее сама видела? — Катя напряглась, как струночка, голос зазвенел.
— Копию видела, а что?
— «Котенок» — это точно? Прямо так и написано?
— Ну да, котенок.
— Через «о»?
— А как еще? Через «а», что ли?
— Риточка! — Катя вся расцвела улыбкой. — Это ненастоящая записка. То есть, она, наверное, настоящая, но неизвестно откуда взялась. Он ведь никому, кроме меня, так писать не мог, правда? А это не для меня. Вадим всю жизнь женщин «котенками» зовет. Этой записке, может, сто лет, он мог ее той же Тине написать когда-то. Если бы писал мне, то написал бы через «а», от «Кати», понимаешь?
— Понимаешь-понимаешь, — откликнулась я и подумала, что пора делиться информацией с официальными органами. — К черту Ильина, раз он такой тормоз, гони сразу в райотдел, к следователю. А то эта стерва и впрямь успеет до телефонистки добраться.
В райотдел мы ворвались, как те самые тайфуны с женскими именами, как группа захвата чего-нибудь, как… в общем, это надо было видеть. И вовремя, между прочим, ворвались.