Мишка был против. Но за Канчен-Ту вступился мэтр Хатакр, который, как и все командиры, был поневоле учителем и знал, что без практики заготовка никогда не станет воином, как камень не станет статуэткой без резца художника. А её тащило в эту кровавую воронку чувство мести, которое не насытилось тихой расправой над торговцами, ведь это не её руки умертвляли мерзавцев, издевавшихся над женщинами столько долгих дней пути.
Поэтому она бросилась в атаку, как когда-то давно на Мишку, с высоко поднятыми кинжалами и предателю пришлось упасть и перекатиться в сторону, другой защиты от этого удара не было.
Его тело не забыло навыков, вбиваемых с детства и само сделало это движение, но мозги перепугались. Они поняли, что эта оса будет драться до конца, чтобы добраться до самого сердца и оценили скорость передвижения, намного превышавшую неповоротливость их хозяина.
Тело продавца резко крутанулось в обратную сторону и ножи девчонки успели резануть его одежду, но до шкуры не добрались и предатель сумел сесть на корточки и отпрыгнуть от бешеной мстительницы.
Теперь он начал задыхаться и побежал к краю круга, подальше от опасности, но лица, мелькнувшие там не предвещали ничего хорошего и, резко развернувшись, он просто метнул нож в тонкую фигурку, настигающую его.
С такого расстояния промахнуться было трудно, но всё-таки, нож не попал в тело. Он вообще никуда не попал. Что-то большое мелькнуло перед глазами метнувшего и последнее, что они увидели — это тонкие летящие руки со смертоносными лезвиями.
Неясную фигуру, мелькнувшую после броска, увидели все. Но понять, что произошло, смог только Пашка, тем более, что его друг стоял теперь совсем не там, где был в начале схватки и зачем-то держал в руках нож. Но раскрывать этот секрет они не стали и воины, так ничего и не уразумев, начали с облегчением заниматься простой житейской работой.
Ещё раз обыскали одежду каждого казнённого и сбросили всех в старый, полуразрушенный, чудом уцелевший колодец, который потом завалили камнями, с трудом собранными с территории селения. Вымылись в озере и ушли от этого места подальше, чтобы не беспокоить хао воинов, честно выполнивших свой долг.
Канчен-Та тоже ничего не поняла. Она радовалась своей победе, которой все также радовались и одобрительно похлопали её по плечу, как своего, и считала, что нож просто пролетел мимо.
Мишка ничего не сказал ей, он весь остаток вечера был в шоке, вспоминая этот медленный разворот летящего лезвия, направленного в тонкую куртку любимой. Может быть, клинок и не убил бы её, но ужас от этого не становился меньше. Из-за предателя, из-за этой козявки, жизнь которого не захотела взять ни одна из женщин в селении, могла в один вздох исчезнуть его любовь, его жизнь.