Между тѣмъ Констанція — такъ называлась прекрасная дочь дона Діониса — подошла къ группѣ охотниковъ, и такъ какъ ей, повидимому, очень хотѣлось узнать необыкновенную исторію Эстебана, — одинъ изъ охотниковъ подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ пастухъ поилъ стадо, и привелъ его къ своему господину. Смущеніе и замѣшательство бѣднаго малаго были такъ очевидны, что донъ Діонисъ поспѣшилъ его ободрить и назвалъ на имени съ добродушной улыбкой.
Эстебанъ былъ парень лѣтъ девятнадцати или двадцати, коренастый, съ небольшой головой, ущемленной между плечами, съ маленькими голубыми глазками, съ неопредѣленнымъ и тупымъ взглядомъ, свойственнымъ альбиносамъ. Носъ у него былъ курносый, губы толстыя и ротъ всегда открытый, лобъ низкій, кожа бѣлая, но загорѣлая отъ солнца; волосы падали ему на глаза и торчали вокругъ лица жесткими прядями, похожими на гриву рыжей лошади.
Таковъ приблизительно былъ Эстебанъ въ физическомъ отношеніи, что касается до нравственнаго, то можно смѣло утверждать, не встрѣтивъ противорѣчія ни съ чьей стороны, ни даже съ его собственной, что онъ былъ совершенно глупъ, хотя немножко себѣ на умѣ и не безъ плутовства, какъ и подобаетъ настоящему мужику.
Когда пастухъ оправился отъ своего смущенія, донъ Діонисъ снова заговорилъ съ нимъ, и самымъ серьезнымъ тономъ, притворяясь, что онъ необыкновенно интересуется подробностями приключенія, разсказаннаго ему охотникомъ, обратился къ нему со множествомъ вопросовъ, на которые Эстебанъ отвѣчалъ уклончиво, какъ-бы желая избѣжать объясненій по поводу этого происшествія.
Наконецъ, уступая разспросамъ своего господина и просьбамъ Констанціи, которая, повидимому, желала больше всѣхъ услышать отъ пастуха разсказъ о его чудесныхъ приключеніяхъ, онъ рѣшился говорить, хотя не безъ нѣкотораго безпокойства.
Прежде всего онъ нѣсколько разъ подозрительно осмотрѣлся кругомъ, точно опасаясь, что его услышитъ кто-нибудь, кромѣ присутствовавшихъ, потомъ почесалъ затылокъ, вѣроятно, желая освѣжить свою память и собраться съ мыслями, и въ концѣ концовъ началъ такимъ образомъ:
— Дѣло въ томъ, сеньоръ, что я ходилъ недавно совѣтоваться съ однимъ тарасонскимъ попомъ, и онъ мнѣ сказалъ, что съ чортомъ шутки плохи и что въ такихъ дѣлахъ ничѣмъ не поможешь. Остается только зашить себѣ ротъ, да молиться хорошенько святому Варѳоломею, который ужъ знаетъ, чѣмъ доѣхать чорта, а затѣмъ махнуть рукой и положиться на волю Божію, потому что Господь милостивъ и позаботится обо всемъ.
Я это все хорошенько запомнилъ и рѣшилъ, что никому и ни за что не скажу больше ни слова про мое приключеніе; но сегодня такъ и быть разскажу, чтобы удовлетворить ваше любонытство. Ну, а если чортъ съ меня что стребуетъ за это и снова начнетъ меня дурачить въ наказаніе за мою болтовню — на то у меня Святое Евангеліе зашито въ рубашкѣ, и съ его святою помощью мнѣ еще въ прокъ пойдетъ испытаніе, какъ бывало и прежде.