Белая лань (Беккер) - страница 4

— О, нѣтъ! къ несчастію, мои ноги не такъ малы. Такія ножки бываютъ только у волшебницъ, про которыхъ намъ разсказываютъ трубадуры.

— Но этимъ дѣло не кончилосъ, — продолжалъ пастухъ, когда Констанція замолчала. — Въ другой разъ, спрятавшись въ новую засаду, гдѣ непремѣнно должны были проходить олени на пути въ ущелье, сталъ я ихъ поджидать. Около полуночи одолѣлъ меня сонъ — однако, не настолько, чтобы я не смотъ открыть глаза въ ту минуту, какъ мнѣ почудилось, что вѣтки зашевелились кругомъ. Ну, вотъ, открылъ я глаза, поднялся какъ можно осторожнѣе, прислушался къ смутнымъ звукамъ, которые раздавались все ближе и ближе, и по вѣтру до меня явственно донеслись какія-то непонятныя восклицанія и пѣсни, взрывы смѣха и отдѣльные голоса, разговаривающіе между собою звонко и шумно, какъ болтаютъ деревенскія дѣвушки, когда возвращаются толпами отъ источника, съ кувшинами на головахъ, шутя и смѣясь по дорогѣ. Насколько я могъ заключить по близости этихъ голосовъ и треску вѣтвей, что ломались на пути, давая дорогу этимъ шалуньямъ, онѣ должны были спуститься изъ чащи въ низенькую ложбину, образуемую горой какъ разъ около того мѣста, гдѣ я спрятался. Вдругъ, прямо за мной, дожалуй, еще ближе, чѣмъ вы теперь отъ меня, раздался свѣжій и звонкій голосокъ и громко закричалъ… увѣряю васъ, сеньоры, это такъ-же справедливо, какъ-то, что я умру… такъ-таки и закричалъ:

   Бѣгите прочь, подруги!
   Здѣсь дурень Эстебанъ!

Тутъ присутствовавшіе не могли долѣе сдержать давно разбиравшаго ихъ смѣха и, давъ волю своему веселью, разразились отчаяннымъ хохотомъ. Донъ Діонисъ не могъ не принять участія въ общемъ весельи, несмотря на свою напускную серьезность; онъ и его дочь первые начали смѣяться и успокоились чуть-ли не послѣ всѣхъ, особенно Констанція: всякій разъ, какъ она смотрѣла на смущеннаго и неуклюжаго Эстебана, она приннмалась снова хохотать, какъ сумасшедшая, такъ что слезы навертывались ей на глаза.

Хотя пастухъ и не обратилъ особеннаго винманія на впечатлѣніе, произведенное его разсказомъ, но онъ почему-то казался взволнованнымъ и озабоченнымъ, и, пока господа вдоволь потѣшались надъ его глупостью, онъ озирался съ очевиднымъ страхомъ и точно старался разсмотрѣть что-то такое между частыми стволами деревьевъ.

— Что съ тобою, Эстебанъ? — спросилъ одинъ изъ охотниковъ, замѣтивъ возростающее безпокойство бѣднаго юноши, который то устремлялъ испуганный взоръ на прелестную дочь дона Діониса, то озирался кругомъ съ глупымъ, растеряннымъ видомъ.

— Что со мной? Да что-то очень странное! — воскликнулъ Эстебанъ. — Когда я услыхалъ тѣ слова, которыя только что повторилъ вамъ, я быстро обернулся, чтобы увидѣть того, кто произнесъ ихъ, и въ тоже мгновеніе изъ тѣхъ самыхъ кустарниковъ, гдѣ я спрятался, выскочила бѣлая, какъ снѣгъ, лань и, перепрыгивая огромными прыжками черезъ остролистники и мастиковые кусты, удалилась; за ней мчалось цѣлое стадо ланей обыкновеннаго цвѣта. Всѣ онѣ, не исключая и бѣлой, которая ими предводительствовала, не кричали, спасаясь бѣгствомъ, какъ простыя лани, а громко хохотали, и я готовъ присягнуть, что ихъ смѣхъ и до сихъ поръ звучитъ у меня въ ушахъ — по крайней мѣрѣ, я сейчасъ его слышалъ.