Тополи съ серебристыми листьями, нѣжно трепетавшими отъ легкаго дуновенья, ивы, склонившіяся надъ прозрачной водой, въ которой онѣ мочили концы своихъ печальныхъ вѣтвей, и узловатые остролистники, по стволамъ которыхъ вились и ползли каприфоліи и голубые вьюнки, — составляли густую лиственную стѣну вокругъ спокойнаго рѣчного бассейна. Вѣтеръ колыхалъ эту непроницаемую зеленую бесѣдку, бросавшую вокругъ свои дрожащія тѣни, и по временамъ пропускалъ сквозь листву мимолетный лучъ свѣта, который сверкалъ на поверхности глубокихъ и неподвижныхъ водъ, подобно серебряной молніи.
Притаившись въ кустахъ, прислушиваясь къ малѣйшему шороху и не спуская глазъ съ того мѣста, откуда должны были появиться лани по его разсчету, Гарсесъ тщетно и долго ждалъ. Глубочайшая тишина царствовала кругомъ.
Оттого-ли, что ночь, перешедшая уже за половину, давала себя чувствовать, или оттого, что отдаленное журчанье воды и проникающій ароматъ лѣсныхъ цвѣтовъ, вмѣстѣ съ ласками вѣтра, привели его въ то сладкое оцѣпенѣніе, въ которое была погружена вся природа, — но только влюбленный юноша, перебиравшій въ умѣ самыя радужныя мечты, сталъ чувствовать, что его мысли мало-по-малу путаются, а мечты принимаютъ все болѣе и болѣе неуловимыя и неоиредѣленныя формы.
Съ минуту онъ виталъ въ туманномъ пространствѣ, отдѣляющемъ реальный міръ отъ области сновидѣнія, и, наконецъ, глаза его сомкнулись, самострѣлъ выпалъ у него изъ рукъ, и онъ заснулъ глубокимъ сномъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уже около двухъ или трехъ часовъ храпѣлъ молодой охотникъ, наслаждаясь чуть ли не самымъ спокойнымъ сномъ своей жизни, какъ вдругъ онъ вздрогнулъ, открылъ глаза и сѣлъ, еще не совсѣмъ очнувшись, какъ бываетъ съ человѣкомъ, внезапно пробудившимся отъ глубокаго сна.
Ему показалось, что вмѣстѣ съ неуловимыми звуками ночи вѣтеръ доносилъ къ нему странный хоръ нѣжныхъ и таииственныхъ голосовъ, которые смѣялись и пѣли на разные лады, каждый посвоему, сливаясь въ шумный и пестрый гулъ, похожій на щебетанье птицъ, пробужденныхъ первымъ солнечнымъ лучомъ въ зелени деревьевъ.
Этотъ странный шумъ продолжался одно мгновеніе, и все опять стихло.
— Безъ сомнѣнія, мнѣ снились тѣ глупости, о которыхъ намъ разсказывалъ пастухъ, — рѣшилъ Гарсесъ, спокойно закрывая глаза, твердо убѣжденный, что то, что ему почудилось, было легкимъ отголоскомъ сновидѣнія, оставшагося въ его воображеніи послѣ пробужденія, какъ остается въ ушахъ воспоминаніе о мелодіи, когда уже замерли послѣдніе звуки пѣсни. И, уступая непреодолимой лѣни, сковавшей его члены, онъ уже собирался снова опуститься на мягкую траву, какъ вдругъ опять прозвучало отдаленное эхо таинственныхъ голосовъ, и онъ услышалъ, какъ они пѣли, подъ шелестъ вѣтра и листьевъ и подъ журчанье воды: