— Добро пожаловать, у нас сегодня бесплатно, — молвил он, угодливо улыбаясь. — Сегодня за всех платит вон тот благородный господин.
Встретившись взглядом с чужеземцем, Оэлларо вежливо наклонил голову, но тот, не пожелав ответить на приветствие, мрачно проронил:
— Нет.
Это слово вмещало в себя очень многое. «Свое подаяние этот богатенький слюнтяй пусть оставит при себе. Мы сами заплатим за себя и за кого угодно, ибо денег у нас предостаточно, но если вдруг не захотим платить вовсе, тебе придется с этим смириться». Хозяин с кривой улыбкой вернулся на кухню.
Повисло тяжелое молчание. Постояльцы потихоньку стали разбредаться от греха подальше.
И тогда Оэлларо уселся на стол и тихо-тихо начал песню, которую сложил год назад и пел с тех пор всего два раза. Песню о битве с ирнаками у скалы Ощеренная Пасть, о самом кровавом сражении минувшей войны, в котором не знавшая поражений Армия Трех Королей впервые отступила.
«Знамёна рухнули на камни
Мы отступаем с болью в сердце…»
Прикрыв глаза, он представил себе то, что требовалось представить. Увидел желтые скалы и тучи пыли, почувствовал запах крови и нагретого солнцем металла, услышал свист горячего ветра, рассеченного длинной ирнакской стрелой. Он явственно увидел эту оперенную бело-черным стрелу против своей груди и снова пережил тот миг, когда время замедляется для того, чтобы перед глазами пронеслась вся жизнь с самого начала, в то время как стрела неторопливо преодолевает расстояние в два пальца. Оэлларо знал, что эта песня всякий раз отнимает у него год жизни, но ее нельзя петь иначе…
«…Но мы не прокляты судьбою,
И доблесть не была напрасной,
И знаком будущей победы
Горит звезда у горизонта!»
Открыв глаза, Оэлларо увидел бритоголового, неподвижно возвышающегося прямо перед ним.
Исполосованное шрамами лицо ничего не выражало, но в желтых, без ресниц, глазах стояли слезы. Не говоря ни слова, он сгреб Оэлларо в объятия и стиснул так, что пресеклось дыхание.
Через минуту Оэлларо уже сидел рядом с ним за столом, в руке его был наполненный кубок.
Суровые чужестранцы, протрезвевшие гости, хозяин, застывший на пороге кухни — все смотрели только на него. Стояла тишина, особая чистая тишина, что приходит на смену славно спетой песне.
— Помянем, — глухо сказал воин и плеснул немного вина в камин. Пламя взвилось и опало.
— Помянем, — отозвался Оэлларо, еще не придя в себя после пения.
— Иарен, Ратн, Инриг, Таэрдж… — шептал воин, глядя в огонь. Остальные четверо, шевеля губами, тоже перечисляли имена, длинную череду. — …в огонь ушедшие, огнем ставшие… простите, что я не с вами, — закончил воин и медленно пригубил.