– Ты уверен, что волк укусил ее?
– Нет, черт возьми, не уверен!
Зак потянулся за ножом и понял, что тот остался в шее зверя. Повернулся к Гасу.
– У тебя нож с собой? Дай мне.
Но Заку пришлось самому пересечь комнату, чтобы вытащить оружие из ножен на поясе Гаса. Брат смотрел на него остекленевшими глазами.
– Тот волк не мог быть бешеным, Зак. Ты же сказал, что он напал на вас на реке. Бешеные звери боятся воды.
– А этот не боялся. Он перебежал вброд, чтобы добраться до нас.
– Я поеду в Олений Приют за доктором. На всякий случай.
Рафферти сжал зубы. Он не произнес рвавшихся слов, поскольку ни один доктор не смог бы ни черта с этим поделать, и не важно, тяпнул невестку волк или нет. Зак толкнул дверцу круглой железной печи и присел на корточки перед огнем. Бросил полено в топку и сунул лезвие ножа Гаса в разгоравшееся пламя.
– Я как-то слыхал об одном индейском средстве на такой случай, – сказал Рафферти в мертвой тишине, прерываемой лишь дыханием Гаса. – Они прижигают зараженную рану каленым железом.
Зак посмотрел через плечо. Клементина неподвижно сидела на диване. Казалось, она просто отдыхает от дневной жары, если не обращать внимания на тонкую морщинку между бровями и напряженную челюсть. Гас по-прежнему топтался в дверях, переминаясь с ноги на ногу.
– Гас, – позвал Зак, – тебе придется…
– Нет! – запротестовал Гас, мотая головой. – Нет! Нет! Я не могу…
– Она твоя женщина, брат.
Рвотный позыв заставил Гаса согнуться. Он развернулся и, шатаясь, вывалился на улицу.
Взгляд широко раскрытых глаз Клементины, глубоких и спокойных, замер на лице Рафферти.
– Вам придется сделать это за него, – сказала она.
Зак повернулся и глубже засунул нож в огонь. Его рука тряслась. Прошла минута. Звук громко стучащего молотка долбил тяжелый воздух. Затем все затихло, за исключением шипения и треска горящего дерева.
– Только не говорите, мистер Рафферти, что будет совсем не больно, что всего лишь подпалится немного шерсти и шкуры.
Он покачал головой, не в силах выдавить ни слова из стиснутого горла. Зак вложил в руку Клементины жестяную кружку, до краев наполненную виски.
– Даже не знаю, решусь ли позволить дьявольскому пойлу коснуться моих изнеженных, накрахмаленных уст истинной леди, – пробормотала невестка, уставившись на него слишком широко распахнутыми яркими глазами.
– Давай, пей, черт тебя подери! – Он судорожно вздохнул. – Боже, извини меня.
Рафферти положил руку на щеку Клементины и приподнял ее голову.
– Я собираюсь взять нож, Бостон, достаточно горячий, чтобы прожечь кожу. И собираюсь вонзить его глубоко в рану на твоей руке и держать там, пока не досчитаю до десяти, а затем досчитаю до десяти ещё раз. И это будет намного больнее любого клеймения. Намного больнее всего, что ты можешь вообразить.