Ставя в рукомойник ковш с ягодами, Клементина чувствовала на себе взгляды мужчин. Она обернулась, упершись руками в бока.
– На что вы смотрите?
– Ни на что, – пробормотал Гас в свой кофе. Он подул на чашку и сделал глоток.
– У тебя весь рот в ягодном соке, Бостон, – сказал Рафферти. Его глаза больше не смеялись над ней.
Порыв ветра обрушился на дом. Клементина повернулась к раковине в тот самый момент, когда большой кусок дерна, промоченный дождем прошлой ночи и раздерганный ветром, плюхнулся прямо в ковш со свежесобранными ягодами.
– О, черт бы побрал эту дрянную крышу! – воскликнула Клементина.
Дикий смех защекотал горло, и она закусила губу. Мужское присловье, произнесенное ее благонравным голосом, прозвучало нелепо даже для ее собственных ушей.
Она повернулась и заметила, что мужчины снова уставились на нее, хотя оба быстро отвели взгляды. Клементина схватила ковш и двинулась на них. Подойдя достаточно близко, она высоко подняла емкость и опрокинула грязный дерн и смятую землянику на голову своего мужа.
Наступила ошеломляющая тишина, а затем земля и ягоды начали ссыпаться с головы и плеч на стол. Гас вытаращился на жену во все глаза: он не изумился бы так, даже обернись Клементина бешеным зверем, как тот волк.
Смех все нарастал и нарастал в груди Клементины. Она сжала губы, схватилась за талию и, согнувшись пополам, рухнула на диван из кофейных ящиков. И не смогла сдержать хохота. Он вырвался из нее. Громкий, радостный и удивленный.
Клементина все смеялась и смеялась. Она раскачивалась взад и вперед, ноги оторвались от пола и болтались в воздухе, волосы растрепались, лицо покраснело, а звонкие переливы эхом отскакивали от стен лачуги.
Наконец она бессильно откинулась на старое одеяло, и ее глаза наполнились слезами, когда она пристально посмотрела на мужа – на размазанные по его волосам землю и ягоды – и прикрыла рот ладонью.
Гас снял со лба грязную земляничину.
– Вот черт. Это было не смешно, малышка.
Смешок вырвался из ее носа в крайне неподобающем для леди фырканье.
Рафферти откашлялся, окинул взглядом комнату, а затем настороженно посмотрел на невестку. Гас наполовину выпрямился на своем бочонке, служащим стулом.
– Клементина, малышка, ты…
Фыркая и булькая, Клементина вскочила и выбежала за дверь.
Она мчалась, пока не добралась до своего любимого места на ранчо, поляны, где сейчас буйволова трава достигала ее колен, а ивы склоняли над рекой тяжелые и толстые ветви. Клементина опустилась на траву, и позволила себе расхохотаться в полный голос. Она будто всю жизнь ждала повода от души посмеяться, и когда случай выдался, уже не могла остановиться.