– Добрый день, – поздоровался Турецкий с матросом.
– Вечер уже, – проворчал тот, пристраивая под мачтой пустую катушку, с которой смотал весь трос.
– А вы с коллегой многостаночники, – похвалил Турецкий. – Можете и с парусом работать, и с мотором. Может, и еще чего можете?
– Чего это? – неодобрительно покосился на него Глотов. Он снял рубашку, остался в одной тельняшке. Он был примерно одного роста с Турецким, но последний явно проигрывал по телесным показателям. Физиономия матроса издали казалась мужественной, а вблизи выяснилось, что у него беспокойно бегают глаза. Подозрительный тип. Явно не из тех, с которыми безопасно ходить в разведку.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Турецкий. – Нападение пиратов, например, отразить. Я слышал, эти парни вконец распоясались. Вдруг проберутся через Дарданеллы?
– Ерунду говорите, – проворчал Глотов. – Че спросить-то хотели?
– А то же, что у всех. Как провели вчерашний вечер? Не видели ли чего-нибудь ошарашивающего? Как относились к покойному? А главное, как он к вам относился?
– Не знал я этого паренька, – проворчал Глотов, пряча глаза. – И Шорохов не знал. Мы тут люди маленькие. Делаем свое дело – нам за это деньги платят.
– Хорошо платят?
– Хорошо, – подумав, допустил матрос, – только мало. Но другие и этого не получают. За два дня – по восемь тысяч рябчиков на брата. Мог бы и добавить хозяин.
– Кризис на планете, – напомнил Турецкий, – куда вам больше?
– Уж не отказались бы, – огрызнулся Глотов. – Здесь нет рабочего дня, вкалываем круглые сутки. Спим по три часа – и то по очереди. А если вдруг какая техническая неприятность? Эта посудина, между прочим, далеко не новая, просто ее покрасили недавно. Ходовая изношена, корпус ржавчиной цветет, половину механики давно пора на слом, а остальную – хотя бы перебрать. Хозяину устали твердить: яхту надо ставить на капиталку, так он из года в год тянет, все откладывает, скряжится. Считает, что раз не тонет, стало быть, все в норме.
– Все равно посудина знатная, – вздохнул Турецкий, – бешеных бабок, наверное, стоит.
– Каждому свое, – презрительно бросил матрос.
«Одним все, другим ничего», – подумал Турецкий.
– Как она у вас по-научному – круизная крейсерская яхта?
– Наверное, – пожал плечами Глотов. – Для нас это просто килевая яхта. Не понимаете? Днище у нее переходит в балластный киль – или фальшкиль. Эта штука повышает устойчивость. И препятствует сносу при ходе под парусом.
– Я так и думал, – кивнул Турецкий. – Так что насчет вчерашнего?
Расплывчатые вопросы подразумевали расплывчатые ответы. Матрос выполнял свою работу, а на остальное ему глубоко и с прибором. Какая ему разница, что там творится у богатеньких? Миры-то параллельные – по определению не пересекаются. Для пассажиров персонал не существует, для персонала – пассажиров. И те и другие тихонько презирают друг друга.