– Рад, что хоть у кого-то все в порядке, – пробормотал Турецкий.
День промчался незаметно. Разнылась голова, Турецкий лежал в каюте, наблюдая, как качается потолок перед глазами. Предчувствие чего-то страшного подкрадывалось исподволь, со всеми остановками. Он вертелся, пытаясь избавиться от прилипчивых мыслей, но они назойливо лезли. Перед закатом он прогулялся на камбуз, попросил кофе.
– Можем и чего-нибудь посущественнее, – щедро предложила Герда, поднимая на лоб очки и делая крупный вдох. Предлагала она, по всей видимости, себя. Он уверил, что кофе будет достаточно.
– Вам какого? Если быстро, есть эспрессо…
– Лучше депрессо, – улыбнулся Турецкий, – готический вариант эспрессо. Без молока.
Выпив кофе, он блуждал по яхте. У каюты Голицына дорогу заступил охранник – вылупился из-за выступа, как черт из табакерки, уставился с подозрением.
– Да чтоб тебя, – всплеснул руками Турецкий. – Забыли, кто я такой? Не хочу я брать в заложники ваше начальство и вести судно в Турцию. Видеть даже его не хочу. Просто мимо иду. Я пройду, не возражаете?
Щелкнул замок, высунулась растрепанная голова Голицына. От головы нещадно разило спиртным.
– Сочувствую, Игорь Максимович, – сказал, Турецкий. – Вы что там, с крокодилами обнимались?
Салим непроизвольно дернулся, вопросительно глянул на хозяина – не наказать ли за наглость?
– А вы осмелели в мое отсутствие, – хмыкнул Голицын. – Надеюсь, власть на корабле еще не переменилась? Видеть меня, говорите, не хотите? Причина напрашивается: вы ни черта не выяснили?
– Работаем, Игорь Максимович, – уверил Турецкий. – Не возражаете, если я не буду отчитываться перед вами о каждом проделанном шаге? Работа движется, возможно, к утру вам будет доложено о первых результатах.
«Интересно, – подумал он, – спасательная шлюпка – моторная? Спустить на воду, да драпануть отсюда к чертовой матери. Можно Ирину Сергеевну с собой захватить, а то уж больно ей тут неуютно».
– Не заставляйте меня переоценивать ваши способности, Александр Борисович, – как-то витиевато выразился Голицын и хлопнул дверью.
Он многое подмечал – впрочем, резонно сомневался, что его наблюдения имеют отношение к делу. Шарик солнца практически улегся на горизонт. Раздался залихватский свист. С тыльной стороны рубки, обращенной к корме, сорвалось мускулистое тело! Оно едва не сокрушило нижнее ограждение, в полете сгруппировалось, сманеврировало и красиво, практически не поднимая брызг, вошло в воду. Вскоре вынырнула смеющаяся голова матроса Глотова. Он поплыл от яхты, широко загребая. Из рубки высунулся хмурый Шорохов, покрутил пальцем у виска. Зааплодировала француженка, не расстающаяся с бокалом. Вздохнула, поежилась, обняла себя за плечи и пропала в интерьере яхты бледная, как привидение, Ольга Андреевна. Глотов лег на спину, демонстрируя узкие плавки стриптизера. Шорохов что-то крикнул – в том духе, чтобы не маялся дурью, а возвращался на корабль. Глотов вытянул большой палец – дескать, все на мази, водичка исключительная. Шевельнулось что-то на противоположном борту. Возникла Ирина Сергеевна в наброшенной на плечи джинсовой куртке. Она встала в нишу за пожарным щитом, смотрела, как резвится в воде матрос. Что же было у нее в глазах?.. Любопытно. Мелькнуло что-то на верхней палубе, Турецкий вскинул голову. Человек уже скрылся. Он стал искать глазами Ирину Сергеевну – но и ее под гидрантом уже не было. Какие тут все стремительные. Глотов уверенным брассом подплыл к яхте, схватился за канат, свисающий с борта, вскарабкался по нему практически без помощи ног. Подтянулся, перелез через ограждение, спрыгнул на палубу. Цирковой номер, можно считать, удался и нашел своих благодарных зрителей…