Мы добрались до Манду ранним вечером: в долине уже сгущался сумрак, а по верхушкам холмов все еще катилось тягучее закатное солнце. Город Манду оказался крошечной деревушкой на вершине холма. Тут и там виднелись развалины древних каменных дворцов, но нам было не до них — надо было устраиваться на ночлег. Водитель Саид ткнулся в одну гостиницу, в другую — мест нигде не было. А и были бы, ничего бы не изменилось: всю дорогу от Аурангабада я пытался поменять стодолларовую купюру на рупии, но не преуспел. Так и ехал, бестолково зажав ее в кулаке.
И вот в результате моя прекрасная подруга спит с истерзанным телом и страданием на лице. В окне виднеется расчерченный в ржавую клетку баобаб. На его верхушке лежит серое влажное небо. Дерево на фоне неба кажется черным, и в комнате тоже темно. В довершение снаружи отвратительно пахнет паленой ветошью. И все же грех жаловаться! «Кингс-отель» оказался единственным местом, где нас пустили переночевать в долг, поверив, что утром мы принесем восемьдесят рупий за ночлег. Жилище стоило своих денег: пол был глиняным, возле окна стоял сложенный из кирпичей топчан, на который LP бросила одеяла, в дальней стене виднелась кокетливая арка, в основании которой устрашающе зияла черная, уходящая в землю дыра. Место служило одновременно туалетом и сливом при умывании.
— Захотите помыться, зовите мальчика. Ведро воды — пять рупий, — равнодушно сказал хозяин и закрыл за собой дверь.
Мы поспешили выбраться наружу. Светило зависло над ущельем, отделявшим Манду от соседнего холма. Камни и деревья отбрасывали тени, обрывавшиеся в самых неожиданных местах. Пошарив взглядом, можно было отыскать их продолжение на каком-нибудь уступе в глубине пропасти, потом — на следующем. И дальше, дальше… Казалось, падая, тени насмерть цеплялись за всякую неровность — рвались на части, но не разжимали мертвой хватки. Мы и сами были словно эти тени: давно следовало разъехаться и жить порознь, но вот хватались друг за друга, страшась упасть и потеряться навсегда. Поездка в Индию и была последней попыткой удержаться рядом.
Мы сидели на каменной скамье, поставленной здесь неизвестно в какие стародавние времена, и молча смотрели на закат. Внезапно LP поднялась, сделала шаг и, устроившись на краю обрыва, свесила ноги над пропастью. У меня перехватило дыхание. Она курила, а я боялся жестом или звуком нарушить шаткое равновесие.
— И кому ты что доказываешь? — только и спросил я, когда она, стрельнув окурком в пропасть, вернулась ко мне. Дальше мы так же молча шли, держась за руки, сквозь быстро опустившуюся ночь под неузнаваемыми созвездиями. На ночлег устраивались в темноте.