— Все может быть, память-то девичья. Кстати, когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, у меня была женщина по имени Зунта.
— Правда? — просиял Перегрин.
Я рассказал, что была она служанкой в замке моего отца, и что я уже не помню, как там у нас все приключилось в первый раз. Смешная была тетка — огромная, мягкая, и всегда забавно так, плотоядно урчала, когда я в нее зарывался.
Перегрина покоробило.
— А потом стервец Алмир, мой драгоценный братец, как-то о нас пронюхал, и однажды принялся высмеивать меня при всех. Был какой-то праздник, гостей видимо-невидимо. Нас едва разняли. До сих пор жалею, что не задушил его в тот раз.
Внезапно факел на стене затрещал, догорая, и погас. Я ухватился за Перегрина.
— Не бойтесь, — шепнул он.
— Я не боюсь никого. Никого из людей, — громко сказал я. — Но сидеть здесь, как в могиле…
— Руку пустите, больно.
Я отпустил его, и мы некоторое время сидели в темноте и тишине, а потом я не выдержал и попросил его не молчать.
— Рассказывай что угодно. О странствиях своих, об учителе… как его… О Зунте, если хочешь. Или лучше скажи — этот саркофаг не мне ли предназначен?
— Нет, — ответил Перегрин. — Мне.
Я повернулся к нему, но лица не увидел.
— В конце жизни каждый мастер должен вернуться в свой первый замок. Мастер Гэдан вернется в Черный Храм. Я вернусь сюда. Круг должен замкнуться. Таков закон. — Он тихо рассмеялся в ответ на мое растерянное молчание и добавил: — Но это будет не скоро. Мастера обычно живут очень долго.
Неожиданно я начал все явственней различать в темноте Перегрина, стену и профиль Зунты на полу. Мне показалось, что светает. Оглядевшись, я не обнаружил ни окна, ни дыры в потолке — ничего, откуда утренний свет мог бы исходить. Словно бы светились сами стены — и светились все ярче.
— Это еще что? — ошеломленно спросил я.
— Вы же сами сказали, что вам не нравится могильная темнота, — ликующе отвечал Перегрин. — Так вот вам!
Свет уже вошел в полную мощь. Стены сияли холодным перламутром, точно так же, как сиял когда-то чертеж замка.
— Ты и после этого будешь утверждать, что ты не колдун? — спросил я ехидно.
— А я тут ни при чем! — воскликнул Перегрин и, вскочив, запрыгал вдоль стен, как заяц. — Вы скажите что-нибудь замку, а то он обидится. Что так смотрите? Поблагодарите хотя бы.
— Спасибо, — промолвил я в пространство и глупо улыбнулся.
Когда мы вышли, оказалось, что на улице действительно уже светает. Мало того, посреди двора стояли повозки с кирпичом, а возле них — Анч и Хач. Увидев нас, они подошли и, толкая друг друга локтями, остановились, не решаясь заговорить. В полумраке они выглядели совершенно одинаково, как, впрочем, и при свете дня.