И я широко улыбнулся, пытаясь зацепить Ксюшку за живое, разбудить хоть какие-нибудь чувства. То было беспардонное враньё. Даже если я и решусь на такой смелый шаг, свадьба раньше чем через три года по закону невозможна. Но я должен был вывести девчонку из ступора.
Морозец потихоньку усиливался с наступлением утра. И на востоке, там, куда мы и шли, небо уже слегка посерело. Если мы не выберемся из этой чертовой тайги, то скоро околеем.
Оксанка вяло выдернула свою руку из моих и, повалившись спиной на землю, произнесла безразлично:
— Отстань. Ты мне надоел. Иди куда хочешь, а я останусь здесь.
Я поднялся на ноги и сделал несколько шагов в сторону.
— Так я пошел.
— Иди, — равнодушно прошептала она и закрыла глаза.
Оставался один способ попробовать вывести Ксюху из состояния безразличия ко всему. Страх и ненависть. Сильные и неожиданные чувства могут её расшевелить. Главное, чтобы в глазах появились искорки жизни, не важно какие, добрые или злые.
— Что ж, вольному воля. Можешь оставаться здесь и замерзать в свое удовольствие. Только жаль пропадать добру. Хоть попользуюсь напоследок.
И я навалился на нее всем телом, принявшись расстегивать шубку. Когда дело дошло до блузки, я для пущего эффекта просто рванул её вниз. Ткань затрещала, и маленькие пуговки, вырванные с корнем, посыпались в снег. Ксюха, ошалевшая от происходящего, резко открыла глаза. В них плескалась злость. Девчонка активно засопротивлялась, извиваясь ужом подо мной. Слова из неё вылетали с присвистом, дышала она часто и загнанно.
— Сволочь! Гад!
Я припечатал ее руки к земле и, ухмыляясь, наклонился над ней. А затем смачно поцеловал прямо в губы долгим поцелуем.
— А ну отпусти меня! — Она гневно сверкала темно-серыми глазищами. — Кому сказала, пусти!
Я отпустил её руки, и она тут же залепила мне звонкую пощечину. А затем, упершись кулачками в грудь, столкнула с себя. И откуда только силы взялись. Оторвавшись от земли, она села, и, тяжело дыша, выпалила:
— Убирайся к черту, Филин! Я ненавижу тебя!
— Вот это уже лучше. — Я встал, потирая горящую огнем щеку, и как ни в чем не бывало продолжил: — Вставай, Ксюха. Поразвлеклись и хватит. Пора в путь.
— Отвали от меня! Никуда я с тобой не пойду.
Но сказано фраза была уже совсем другим тоном. В нем теперь явно прослеживалось желание жить, а апатия испарилась неведомо куда. Осталось сломать последний рубеж обороны и заставить девчонку подняться на ноги. А дальше все само собой пойдет.
Я вытащил из кармана пистолет и, передернув затвор, направил дуло на неё. Оксанкины глаза, и до этого огромные, ещё больше округлились от страха.