— Пять лет живём без него — заметь, спокойно живём — и ничего. Приезжает — ну и пусть приезжает, экая важность! В первый раз они так не бегали. «Отомстим!» — разве не было этих криков?
— Всё течёт, всё меняется, — осторожно заметил Тадонг.
— Брось ты, — поморщилась Надани. — На Орура смотреть смешно — из кожи вон лезет, лишь бы угодить. Как не презирать таких людей, двуличных и подлых? Что ж, пускай, пускай. А я унижаться не стану! Ничего-ничего, как приедет, так и уедет. Тихоня, можно и переждать.
Она ненадолго прикрыла глаза и помассировала виски. Летню стало её жаль.
— Не терзайте себя, госпожа Одезри, — забормотал он, пытаясь поймать взгляд женщины, и даже улыбнулся ей.
Мужеством и благородством своего поступка он упивался недолго. Надани смерила утешителя неприязненным взглядом.
— Я подожду здесь, — решила она. — А ты иди — позови Хина. Да побыстрее!
Нескладный подросток одиннадцати лет, чумазый и потный, равнодушно смотрел на мать. Его руки казались слишком длинными из-за худобы и висели бессильно. Впалые щёки и привычка волочить ноги не добавляли ему привлекательности.
— Ну? — грубо спросил он.
Женщина молча и привычно отвесила ему оплеуху. Хин бросил на неё ожесточённый взгляд.
— Думай, с кем и как говорить! — прикрикнула Надани. — Понабрался от своих дружков! И не смотри на меня так, слышишь? Я тебя вырастила, неблагодарный!
— Вот уж спасибо, — огрызнулся мальчишка.
Госпожа Одезри широко раскрыла рот, вглянула на летня.
— Тадонг, ты слышал? Нет, ты слышал, что сказал этот паршивец?!
— Если надо, могу повторить, — хамовато усмехнулся Хин. Получив ещё одну оплеуху, он лишь мотнул головой. — Бить меня будешь или выложишь, зачем звала?
Надани медленно сжала кулаки.
— Ты лучше прекращай всё это, — тихо посоветовала она.
— А то что? — мальчишка упрямо и недобро сощурился. — Замуруешь в комнате?
Женщину затрясло:
— Убирайся с глаз моих!
Надани помнила, как оттолкнула Тадонга, испуганно бормотавшего всякий вздор, как нашла силы выставить за дверь Гебье, пытавшегося помочь. Она рухнула в кресло, обращённое к окну, и долго сидела неподвижно, наблюдая за игрой пылинок в солнечном свете. Заглядывать в будущее было страшно, и она развлекала себя мечтою о том, что случится чудо: один миг застынет навечно, и никогда не приедет Келеф, и никогда не вернётся домой Хин, такой, каким он стал. Голоса внизу стихнут, и наступит, наконец, покой.
— Идут! — удалой крик дозорного разорвал течение её мыслей.
Госпожа Одезри вытянула шею и брезгливо поджала губы, наблюдая как воины спешно выскакивают из под навесов и поднимаются на стену. Она взглянула на запад, но различила лишь край неба, бледный, почти бесцветный и покачала головой.