Первый раз, когда во Франции вышла замуж за инженера-корсиканца и переехала с ним на Корсику. Там среди соседей-итальянцев она выучила итальянский, а по-французски она говорила с детства. Ее муж не был ревностным католиком, но в их жизни не стало места ее иудейству. Не знаю, что там было в подробностях, но ее муж, когда началась война, вместе со многими корсиканцами поддержал Муссолини, и Мирьям вернулась в Касабланку, к своим родителям, братьям и сестрам.
Время шло, война отгремела, почти не затронув семью Мирьям, разве что французская текстильная фирма, где работали отец и старший ее брат Морис, свернула свои дела в Северной Африке. Но дело шло к независимости, страна стремительно исламизировалась, и многие евреи засобирались в Израиль. Семья Мирьям тоже.
Они приехали в пятьдесят четвертом году. После сияющей оберточной фольгой Касабланки Израиль казался заброшенным и провинциальным, никакого блеска и никакой степенности, работы для ее отца не было, братья работали на стройках и в порту, арабский и французский семьи Фалачи были чужими посреди ашдодских песков, а иврит они знали плохо, в основном из Торы и Сидура, а на идиш не говорили совсем.
Отец Мирьям купил приемник и слушал почти одни только арабские станции, где передавали арабскую музыку, главным образом египетскую. Отец ее очень любил модную тогда певицу Ум-Культум, знаменитую, в зените славы, подпевал ее голосу по радио и много спорил с соседями-сионистами, которые считали, что арабской музыке нет места в новом Израиле, хотя сильные тогда коммунисты и социалисты много говорили о союзе с арабскими рабочими.
Все-таки они были чужими и одинокими, мало чего понимали в «правильном» сионизме. Там все очень отличалось от того, к чему они привыкли, на чем выросли сами и на чем пытались растить собственных детей. Такая важная в Марокко для их самоопределения религия и осведомленность в ней были не сильно в почете, всякие «восточные» проявления подавлялись, незаметно, но марокканцы чувствовали себя где-то позади голубоглазых ашкеназов, упорных и более образованных, которые относились к ним как к младшим в семье, принятым и желанным, но мнение которых не первостепенно и от которого можно отмахиваться.
И Мирьям второй раз отошла от традиции. Подстригла волосы, стала ходить в ярких платьях, поступила, не спросясь отца, в организацию «Бейтар» и играла за «Бейтар» в волейбол. Это, по мнению ее родителей, ни в какие ворота не лезло. Не ходила в шаббатнее утро в синагогу с родителями, а отсыпалась после танцев накануне, что было вообще немыслимо — танцы в ночь субботы.