— Во дебил, не может правильно из книжки прочесть.
Тесть жестом остановил чтение, подошел к армянскому хлопцу, вспотевшему от старания, и спросил:
— Ты сколько языков знаешь?
— Армянский, грузинский, татарский, абхазский, турецкий… — начал тот перечислять.
— Погоди, — сказал тесть и обратился к местному:
— А ты, Сашка, сколько?
Тот засопел, покраснел, поняв, куда тесть клонит. А тесть, не дождавшись ответа, продолжил:
— Твой отец, Сашка, тоже у меня учился и вроде отличником не был.
И довесил:
— Кто вот сейчас по-его, так же, как он по-русски, сможет сказать или прочитать, может дальше продолжать его дразнить. А он вон сколько знает языков и русский тоже выучит. Продолжай.
Таким образом тестева ксенофобия проверки реальностью не выдержала.
Его ж предполагаемый антисемитизм окочурился несколькими годами раньше в результате брака его дочери со мной.
Я к чему все это?
Некоторые убеждения не выдерживают столкновения с жизнью.
Иногда это даже хорошо.
У тестя сгорела дача.
Он позвонил, рассказывал что-то обычно-интересное, про свое и тещи здоровье, как он рыбачил и что поймал, еще всякое такое, что я люблю слушать, а кому, может, скучно, интересовался, тепло ли у нас, врут ли о нас в новостях по телевизору. Я вообще-то не люблю разговоров по телефону, но с тестем всегда треплюсь с удовольствием. А под конец он сказал, с обычной своей такой присмешкой, что ли, наверняка согнутым пальцем потрогав невидимый мной ус:
— Слышь, а дача-то у меня сгорела.
— Как сгорела? — А сам думаю: чего ж ты молчал до последней секунды.
— Да сосед у нас теперь там фермер, бычков ро́стит, так он прошлогодние бурьяны́ палил, стенки и занялись.
Тесть, учитель, окончивший пединститут, к старости полюбил простонародные обороты. Или вспомнил, он же рос там неподалеку.
— Все сгорело, крыша рухнула, пасечные мои причиндалы там, все… Туалет только остался. Помнишь туалет, мы с тобой строили? Вот он остался. А так все сгорело к чертям.
— Дед, ты так не оставляй, — говорю ему, а во рту пересохло, как же так, как же так, — подавай в суд, пускай хоть денег вернет, я не знаю…
Дед засопел, а я погромче:
— Слышишь меня, дед? Не оставляй так, пускай заплатит!
— Да брось ты, каких денег, чего она там стоит, моя дача.
И попрощался. Пора, мол, дела у меня, я так, на минутку, спросить, как вы там, а уж говорим-говорим… Он всегда так, найдется ему дел прорва, когда он не хочет о чем-то говорить. На моей памяти всегда такой был. Хитрожопый придонский житель, казак усатый.
Дачу они с тещей купили за бесценок у наследников дальней родственницы то ли в год нашей женитьбы, то ли год спустя, но уже при самом конце того рубля, что, как нас уверяли, был существенно дороже доллара. Не помню точно, за сколько. Дача представляла собой с полгектара сада, огорода, луга и берега маленькой бодрой речки на самом краю деревни. Дальше начинался пологий склон с посадками и поля. В соседях у них оказался однорукий с Той Войны дед и его многорукая, судя по ухоженности их хозяйства, бабка. Дивное место, если вы любите уединение и мягкий южнорусский пейзаж.