Сначала за мороженым едем, а домой — потом, закон Природы, по обязательности к исполнению равный запрету смешивания мясного с молочным.
И вот она получила свое мороженое, с салфеткой в свободной руке сидит сзади меня у окна, удовлетворенно наблюдает проплывающие пейзажи и жанровые сцены, уляпывается в то мороженое до ушей и капает им на пол (бля, вчерась я машину гонял на мойку!) и тоже чувствует, что день прошел не зря.
А когда мы вылезаем из машины на нашей стоянке, она, вытирая ладошки, внезапно спрашивает:
— Татусь, а когда я вырасту большая, ты уже умрешь?
И я на пару секунд немею, просмотрев в высоком сжатии фильм, как она растет, заканчивает школу, идет в армию, потом в университет, знакомится с парнем, идет замуж, рожает себе детей, а нам с женой внуков и потом идет немолодая уже за каталкой с моим обернутым в саван телом…
— А-а-а-а, — тяну я, соображая, где я и кто я. — Это… Кузь, я, конечно, умру, но это будет еще не скоро.
Неприятный момент объяснения, что родители когда-нибудь перестают водить на море, покупать мороженое и умирают, на некоторое время отложен, и я, взяв ее за руку, не спеша иду по тени двора к нашему подъезду, домой, где нам сейчас обрадуются, потом покормят обедом, и мы пока временно продолжим жить, имея в запасе Вечность.
Вчера подъезжаю с ночной работы, а Лейка выходит из калитки в школу. Я, когда моя очередь нас с напарником возить, обычно к их с Арсением уходу в школу не успеваю. По телефону руковожу процессом. Вытираю сопли, заплетаю косички, все дистанционно.
А тут подъезжаю, а она выходит навстречу. Случай редкий.
— Па-ап, — говорит Лейка, — можешь ты меня до того угла проводить?
— Чего вдруг? — спрашиваю. — Машин тут нет, дороги всей полсотни метров?
— Пап, там за забором собаки.
Мне неохота, собаки те с мои слезы размером, она всех собак принципиальный друг, чего ей те собаки?
— Лейк, они ж не кусаются, ты ж знаешь. Ты ж их за пузо таскаешь сколько хочешь, странно, что лишай не притащила.
— А они зато лают, — говорит Лейка, — гро-омко…
— У-у-у-у-у, — говорю, — да мы сейчас на них гавкнем пару раз, ты увидишь, что они такую большую Лейку сами боятся. На собаку гавкнуть — первое дело, они сразу забоятся.
Ну постояли у забора, погавкали на них. Со всей серьезностью.
Собаки охренели, проходящие мамаши и бабульки тоже. Но мамаши и бабульки виду не подали, а собаки попрятались и лаять перестали. Любой бы перестал. Борух ужасен после ночи работы.
И я пошел домой гордый, что я такую ее беду помог преодолеть.
Хорошо бы все ее беды я так же легко смог бы преодолеть. Или хотя б с такой готовностью входил в ее положение, как вчера.