– Вновь напичкаешь меня имплантами? – Я горько усмехнулся. – Твоя идея создать суперсолдат, способных заменить целую армию, потеряет смысл, ты убьешь всех людей. И от кого защищаться?
Он спокойно смотрел на меня, его глаза ничего не выражали.
– Ради этого ты даже готов убить мою дочь. Она плоть от плоти моя, но для тебя это ничего не значит. Ты же не имел семьи, ты долго искал меня по приютам, ребенка с уникальным строением нервной системы, ты превратил меня в средство достижения цели и забыл, что я всего лишь человек…
– Ты солдат, Марк. – Его голос был тверд. – Ты прирожденный солдат, мастер-специалист высочайшего класса. Не разочаровывай меня.
Под глазами у генерала собрались морщины, он сжал руку в кулак, провел костяшками пальцев по усам и поднялся со стула.
– Ну конечно, – я подобрался, расправил плечи. – Ты всегда следовал правилу: главное – цель, средства не важны.
– Слова, – он отмахнулся, шагнув к выходу. – Пустые слова, Марк. Всегда важны лишь поступки.
– Да. – Я кивнул. – Ты прав, поступки.
– Конвой! – крикнул генерал в открывшийся проем и обернулся. – Завтра к вечеру груз будет в Крепости. Ты сделаешь, что я хочу, и получишь Миру и дочь обратно.
Он вышел из лаборатории, в дверях появились солдаты, один качнул стволом, и я направился в коридор вслед за Варламовым.
Я проснулся, сел и долго не мог понять, что меня разбудило и почему вижу в темноте. Изнуренный бессонными ночами мозг наотрез отказывался что-либо воспринимать, в голове было пусто, в животе урчало, жажда и голод вытеснили все мысли.
Наконец, я встряхнулся и вспомнил, что нахожусь в комнате под газгольдером, куда меня по приказу генерала отвели конвоиры. Вживленный в затылок мнемочип разбудил спустя пять часов, как я велел, линза со встроенной инфракамерой работала исправно. Отдав мысленную команду «Проверить все системы», получил отклик от мнемочипа и запоздало сообразил, что других имплантов в теле нет. Ну что же, буду довольствоваться тем, что имею.
Поднявшись, сделал пару наклонов, покрутил руками, присел несколько раз, разминая мышцы. Зашитый разрез на груди почти не беспокоил, я хотел выковырять скрепки, но передумал – пусть заживет получше.
В комнате, кроме меня, никого не было. Голые каменные стены, пол, двери нет, вместо нее проем, в котором маячил часовой.
– Кормить будете? – спросил я у бойца.
Тот не откликнулся, жестом подозвал другого, скрывавшегося в коридоре, они тихо обменялись фразами, и часовой вновь остался один.
– Значит, будете, – пробурчал я и опустился на пол, прислушиваясь к стихающим шагам в коридоре.