— Я рад заплатить за то, что вам известно, но не за то, чего вы не знаете.
Она улыбнулась неторопливой и нарочитой улыбкой, напомнившей обнажаемый клинок.
— Прошу прощения, Кардинал. Я просто задумалась. Я не знаю девушки, о которой вы говорите, и ни одна из моих не являлась сегодня в таком виде. Я бы наверняка знала об этом и наверняка потребовала бы объяснений.
Она замолчала, улыбаясь. Но по ее глазам он видел — ей есть что сказать еще. С улыбкой он вернул купюру, она взяла ее, засунула в свой гроссбух наподобие закладки и захлопнула книгу. Чань ждал. Миссис Уэллс хохотнула каким-то особенно неприятным смехом.
— Да, миссис Уэллс?
— Нет, ничего, — ответила она. — Просто вы уже третий, кто интересуется этой девицей.
— Неужели?
— Да-да.
— Позвольте спросить, кто были двое других?
— Чего ж не спросить?
Она улыбнулась, но не сделала больше ни одного движения — безмолвное требование увеличить сумму. Чань был взбешен. Ведь он уже заплатил ей больше, чем следовало, но, если он полоснет ее бритвой, ему придется иметь дело с двумя громилами.
— По-моему, я поступил с вами по справедливости, миссис Уэллс… разве нет?
Она снова хохотнула, выставив вперед зубы.
— Да, Кардинал, по справедливости, и я уверена, так будет и впредь. Те, другие, были не столь… почтительны. А потому я скажу вам, что первая появилась сегодня утром — молодая дама, сказавшая, что она сестра этой девицы, а второй — всего час назад, человек в форме, военный.
— В красной форме?
— Нет-нет, в черной. Он был весь в черном.
— А женщина, — он попытался представить себе Розамонду, — высокая? Черные волосы? Фиолетовые глаза? Красивая?
Миссис Уэллс покачала головой.
— Нет, не черные. Светло-каштановые. И довольно хорошенькая… вернее, была бы хорошенькой, если бы не ожоги на лице. — Миссис Уэллс улыбнулась. — Вокруг глаз. Такое несчастье. Зеркала души, вы же понимаете.
* * *
Чань поплелся назад в «Ратон марин», кипя от ярости. Добро бы он еще узнал, что он один из нескольких интересующихся этой женщиной, но то, что он сам в этом деле подвергается страшной опасности (независимо от того, убил он Траппинга или нет, его вполне могли за это повесить), вдвойне выбивало его из колеи. Его одолевали подозрения. Когда он добрался до «Ратон марин», было почти темно. От Джона Карвера никаких известий не поступало. Он не был еще готов напрямую обратиться с вопросом к своей клиентке и потому направился по следующему наиболее вероятному адресу — рядом со зданием суда. Этот дом был известен под названием «Вторая скамья», находился не очень далеко и в гораздо более безопасной части города. По дороге он приводил в порядок свои мысли.