Единство в вере – святое «мы»
Через вселенную призови.
Костер полыхал жарко, щедро рассыпая вокруг маленькие, беззлобные искорки. Виктор метнул шишку – прицельно, с другого конца поляны – крохотные огненные мушки взвились вверх из пламени, а через несколько секунд затрещало, и к небу рванулся густой сноп искр. Виктор хмыкнул, наклонился за новой шишкой.
– Почти готово, – преувеличенно радостно объявил Гранд, в последний раз переворачивая шампуры на мангале.
– Это хорошо, я уже проголодался, – странно-неестественным голосом отозвался Алик, прикуривая сигарету от уголька предыдущей и отправляя окурок в костер.
Стас скрипнул зубами, медленно оглядел поляну, стараясь не задерживать взгляд ни на одном из присутствующих. Они чувствовали его смятенное состояние, ощущали висящее в воздухе напряжение, понимали его причину, но не торопились разряжать атмосферу. Они ждали ответа – и они имели право его требовать. Вот только пока что никто не мог решиться озвучить вслух то, что терзало всех восьмерых в той или иной степени, хоть и всех по-разному. Женя Алфеев перестарался, пытаясь оправдать Стаса в собственных глазах – он перестал верить себе самому и теперь против собственной воли видел, насколько же шатки его аргументы в защиту друга. Инга Алфеева определила для себя все, что могла определить, – но по давней своей привычке допускала, что просто не знает чего-то, что сможет все объяснить. Азамат Зулкарнов – единственный из всех готов был озвучить вслух все претензии, но, уже делая шаг вперед и открывая рот, он ловил умоляющий взгляд Алика – и отступал. Виктор Галль, в течение двух лет лелеявший надежду на возвращение Стаса, а потом всего за полтора месяца взрастивший обиду на отказавшегося от них Командора, был полон решимости, ему нужен был только катализатор – но катализатора не было. Саша Годин, раз за разом сбиваясь, пытался четко определить состав преступления, учесть все обстоятельства – как смягчающие, так и отягчающие – и вынести справедливый приговор, но как только ему удавалось перейти к стадии этого самого вынесения приговора, как оказывалось, что он опять забыл что-то учесть. Саша Лозаченко, как и всегда, держалась в стороне – толком не зная подробностей произошедшего, она просто радовалась возвращению Стаса и так же просто обижалась на то, что его так долго не было – вне зависимости от того, были ли причины отсутствия молодого человека уважительными или же нет. А Алик Гонорин… Алик просто все заранее простил, ни на что не обижался, ничего не собирался высказывать, и от понимания этого в душе прочно поселилась обжигающая горечь вины.