А еще был Гранд, и как раз с ним оказалось проще всего. Они встретились в тот же вечер, когда Ветровский приехал к Алику…
– Алькано, ты у себя? – спокойно спросил Алик, взглядом прося Стаса молчать. – Хорошо. Ты не мог бы спуститься ко мне? Нет, я еще в кабинете. Да, сейчас. Это важно, правда. Спасибо. Я жду.
– Ты уверен, что это хорошая идея? – тихо осведомился Ветровский.
– Я неплохо знаю твоего друга и считаю, что могу с полным правом называть его и своим другом тоже, – с улыбкой ответил Гонорин. – Подготавливать его к встрече бессмысленно, оттягивать встречу – только подливать масла в огонь. Лучше так.
– Тебе виднее, – Стас склонил голову, стараясь не замечать, что Алик нахмурился при виде этого жеста. Алик вообще очень нервно реагировал на каждую демонстрацию его, Аликова, превосходства.
Оставшиеся до прихода Алькано минуты прошли в молчании.
– Звал? – просунулась в приоткрывшуюся дверь лохматая голова, вид которой мгновенно пробудил в памяти Стаса мгновения, которые он, казалось, давно уже забыл.
– Да. Хотел тебе кое-кого…
В этот момент Гранд увидел Ветровского. В его глазах отразились десятки самых противоречивых эмоций – от сумасшедшей радости до почти что ненависти – а потом испанец быстро пересек кабинет и остановился, не дойдя одного шага до потерянного несколько лет назад друга.
– Стек, – жестко произнес он, глядя ему прямо в глаза. – Ты вернулся.
Стас отвел взгляд.
– Да, – тихо ответил он. – Вернулся.
– Это хорошо, – хладнокровно сказал Гранд.
А потом ударил – коротко, без размаха, но сильно. Стас отшатнулся, машинально прижимая ладонь к разбитой губе, а Гранд отступил на шаг, окинул визави долгим взглядом, резко развернулся на каблуках и вышел.
– …показать, – договорил Алик вслед Алькано.
– Ты все еще считаешь, что это была хорошая идея?
– Да. Поверь, я его знаю. – По губам Гонорина вновь скользнула мягкая улыбка.
– В любом случае он прав. Это еще самое меньшее, что я заслужил, – с горечью сказал Ветровский.
– Стас, я, конечно, не могу встать и дать тебе по морде с другой стороны, но зато я вполне в состоянии запустить в тебя, к примеру, прессом для бумаг. Я уже наслушался твоего «виноват, виноват, виноват» и больше не хочу. Ты вернулся – этого довольно.
Через несколько минут, вновь прошедших в лишь единожды нарушенной щелчком зажигалки тишине, дверь опять открылась. Гранд быстро вошел, пинком закрыл дверь, поставил на стол бутылку водки и три стопки.
– Закуски не нашел, – как ни в чем не бывало, сказал он.
Ветровский, не говоря ни слова – во-первых, от изумления, во-вторых, он все равно не знал, что можно было бы на такое сказать – полез в свой рюкзак за последним кольцом домашней колбасы.