– Либо пускать в эфир то, что вы наговорили. Умно, Всеволод Владимирович, – раздался со стороны двери приятный баритон. – Но предсказуемо, к вашему сожалению.
В круг света ступил мужчина лет тридцати пяти, темноволосый, с привлекательным лицом и живыми темно-карими глазами. Меркурьев при виде него помрачнел, кулаки его сжались.
– Майор Лебягин, какая неприятная встреча, – процедил он сквозь зубы.
– Мы же предупреждали вас, Всеволод Владимирович, – совершенно спокойно сказал Лебягин, останавливаясь в паре шагов от профессора. – Вы известный ученый, прекрасный специалист, добропорядочный семьянин и все такое. Казалось бы, образцовый член общества. Ну зачем вам вся эта муть? Оппозиция, одинокий глас правды… Зачем?
– Вам не понять.
– Безусловно. Зато вам, Всеволод Владимирович, должно быть предельно понятно, что у вас ничего не выйдет. Ни одна передача с вашим участием не пойдет в эфир до того, как с ней ознакомятся в Четвертом управлении. Госбезопасность – это, знаете ли, не шутки… Да и даже если бы пошла, даже если бы люди услышали ваш, простите, бред про систему и винтики – думаете, вам бы кто-нибудь поверил? Хотя, возможно, кто-нибудь и поверил бы – вот только едва ли стал бы что-нибудь менять.
– Тогда какая вам вообще разница? Зачем вам так важно заставить меня молчать?
– Вы же сами говорили, Всеволод Владимирович. Изгои. Негодные винтики. Сломанные, неспособные работать в системе. Хуже того – могущие по злому умыслу или по глупости нарушить что-то в отлаженном механизме. Одна из задач Четвертого управления – не допустить преступного инакомыслия. А вы именно его и провоцируете.
– И теперь вам поручено заставить меня говорить то, что угодно системе?
– Что вы! Во-первых, если вы начнете говорить то, что полезно слышать людям, это будет воспринято неправильно.
– Вы хотели сказать, что это будет трактовано именно так, как есть на самом деле, – желчно поправил Меркурьев.
– В данном случае нет никакой разницы. Нас устроит, если вы хотя бы не будете говорить то, что людям слышать вредно.
– Там было еще какое-то «во-вторых».
– Во-вторых, если бы мы хотели вас заставить, Всеволод Владимирович, то мы разговаривали бы с вами в менее удобном для вас месте. И не только с вами, а с вашей женой, к примеру. Или дочерью – на ваш выбор.
Профессор побледнел.
– Семью не трогайте, – тихо сказал он, опуская взгляд. – Они-то тут ни при чем.
– Поверьте, не имею не малейшего желания трогать вашу семью, – спокойно отозвался Лебягин. – Вот только и вы меня поймите – если вы не пойдете нам навстречу, мы будем просто вынуждены прибегнуть к иным методам уговоров.