— Никогда об этом не слышала.
— А что в таком случае могли искать?
— Что? Сейчас прикину…
Она задумалась.
— Знаете что, — наконец сказала женщина, — я вот что вспоминаю. Гена как — то сказал мне, что ведет что-то вроде дневника. В основном о делах пишет: что сделано, какие планы. Но есть и личные записи. Поэтому он его никому не показывает. «Увидишь только ты, — сказал, — когда меня не будет».
— А где он мог хранить этот дневник? Если здесь, то скорее всего его уже нашли — видите, как все перерыли…
— Знаете, было еще одно место… Пойдемте-ка.
Мы вышли из дома и, обогнув его, подошли к дровяному сараю. Марина Борисовна пошарила под притолокой, достала ключ. Сказывалась близость Александровки от города — сарай запирали от лихих людей (не говоря уже о доме), но это была еще деревня, и ключ находился рядом с замком.
Она отомкнула здоровенный амбарный замок, чиркнула спичкой. Огонь выхватил из темноты ряды поленьев, сложенные в углу топоры.
— Вот тут одна застреха есть — нипочем не заметишь. Мне Гена ее как-то раз показывал. Даже не знаю зачем. Хотя теперь знаю — может, специально для такого вот случая.
Она встала на скамеечку, потянулась рукой вверх. Видимо, между бревнами, из которых был сложен сарай, был паз, невидимый снизу.
— Ну что? — спросила я.
— Что-то есть, — тусклым голосом ответила Марина Борисовна. Как видно, после смерти Бунчука уже ничто не могло ее сильно взволновать.
Она опустилась на пол, держа в руках небольшой мешочек и сверток побольше.
— Пойдемте в дом, тут ничего не увидишь, — предложила хозяйка.
Мы вернулись в дом. Остановившись в передней, Марина Борисовна открыла мешочек и высыпала его содержимое на стол. В комнате сразу посветлело.
— Что это? — удивленно спросила Марина.
— По всей видимости, бриллианты, — сказала я. — И скорее всего настоящие — зачем бы Геннадий Егорович стал прятать подделку.
— Так вот из-за чего он такую смерть принял! — воскликнула она. Видимо, боясь, что я неправильно ее пойму, Марина добавила: — Нет, он не жадным был, но упрямым. Не любил уступать. Если они требовали, чтобы он им нажитое отдал, он из одного упрямства до конца держался. Что ж, будет теперь на что его похоронить, будет на что семье жить.
— Мне кажется, он предназначал их для вас, — заметила я. — Поэтому и держал здесь, а не дома.
— Нет, я не возьму, — упрямо покачала головой Марина. — Не хочу, чтобы его жена про меня такое говорила — из-за камешков, мол, за ним увязалась, богатства захотела. Мне он был нужен, а не деньги или бриллианты эти. Ладно, давайте этот сверток поглядим.