— Впустите нас! Скорее, потому что немцы могут опять появиться!
В убежище осталось 16 человек. Женщины, девушки, мужчины и трехлетний мальчик Дзюня. Мы не разговариваем. Июньское солнце немилосердно печет через крышу.
* * *
Наступила желанная ночь. Мы выползаем из убежища, набираем в бутылки воду, чтобы сделать запас на следующий день.
На чердаке засыпаем мертвым сном. Уже солнце светит в щели, а мы все спим.
Нас тревожно будит Люся.
— Вставайте! Скорее в убежище. Приехали какие-то пожарные машины.
Мы опять залезаем в нашу нору. Слышны взрывы, это немцы гранатами выгоняют людей из убежищ. За взрывами слышатся стоны и крики, возгласы немцев: ”Леонард, гляди, я уложил ее одним выстрелом, а она ведь далеко стояла!”
— Э-э-х! — кричит другой немец. — Ну-ка выпорхните, птички! Та-ак! А теперь мы вас поджарим на огне, проклятые жиды!
— Только не бросайте в огонь! Стреляйте! О, боже! — кричит высоким голосом женщина.
Сквозь щели в крыше проникает тонкая струйка дыма, от нее щиплет в горле, пересохшем от жары и страха.
Маленький Дзюня заткнул себе ручонками рот. Он знает, что нельзя разговаривать. С лица его падают крупные капли пота.
— Может, лучше выйти. Не лучше ли погибнуть от пули, чем сгореть заживо, — говорю я.
— Мы не пойдем, — говорит Броня. — Наш дом немцы не подожгут, потому что рядом немецкая больница.
— Они сожгут нас живьем. Откройте! — просит Лида.
— Поджигать! — слышим мы голос немцев на крыше.
— Накачай бензин! — кричит пожарный.
Раздается зловещий звук, и жидкость, выпущенная из кишки, ударяется в крышу. Она просачивается сквозь щели и капает на наши разгоряченные головы. И странно — она освежает.
— Это не бензин, а вода, — объясняем мы друг другу жестами. Они хотели нас запугать. Они думали, что, услышав приказ — ”поджигать”, мы выйдем.
Только бы не нашли нас те, которые стоят на крыше. Но они продолжают лить воду, а шум воды заглушает наше дыхание.
— Вода, стоп! — кричит пожарный.
Очевидно, они охраняют наш дом от пожара, чтобы огонь не перекинулся на больницу.
Голоса удаляются.
Слышно только, как громыхает раскаленная от огня жесть, гудит пламя и кричат перед смертью люди.
Ночью мы выходим из убежища, чтобы сквозь отверстия в крыше поглядеть на пылающую улицу Локетка.
Откуда-то, с конца улицы, доносится голос умирающего мальчика:
— Прошу вас еще одну пулю, я в-а-а-с прошу, ещу одну п-у-у-лю!
* * *
К утру крики сжигаемых людей утихли. Наше убежище превратилось в настоящий ад. Голод и жажда мучают и немилосердно кусают вши. Мы потеем и задыхаемся.
Дзюня все время просит сахара и воды. Он колотит мать и дергает меня за волосы. Мы разговариваем шепотом. Кто-то вполголоса причитает. Шепотом раздаются жалобы и стенания тех, кто оплакивает своих погибших детей.