Наполеон знал также и то, что касалось генерала Гоша. Однажды вечером на приёме, устроенном Терезой Тальен, в игривом настроении, Наполеон изображал гадание по ладони. Но когда он дошёл до ладони генерала Гоша, его настроение изменилось.
«Генерал, вы умрёте на вашей кровати», — сказал он сумрачно. Это было оскорбление одного солдата другому. Только вмешательство Жозефины предотвратило скандал.
Наполеон явно не смог овладеть своими чувствами и перестал видеться с ней. Жозефина писала ему: «Вы больше не приходите, чтобы видеть друга, который любит Вас. Вы совсем покинули её. Это большая ошибка, поскольку она нежно предана вам. Приходите завтра к ленчу. Я должна рассказать Вам о вещах, которые придадут вам уверенности. Доброй ночи, мой друг. Нежно обнимаю».
Наполеон ответил немедленно.
«Я не могу представить причину, объясняющую тон Вашего письма, — писал он, — Я прошу Вас верить мне, когда я говорю, что никто так не жаждет Вашей дружбы, как я, и что никто так не ищет возможности доказать это. Если мои служебные дела позволят, я приду, чтобы доставить эту записку лично».
Вскоре он стал наведываться к ней чаше.
«Однажды, когда я сидел рядом с ней за столом, — вспоминал он, — она стала высказывать мне всяческие похвалы по поводу моего военного искусства. Её похвала опьянила меня. С этого момента я стал контролировать свои беседы с ней».
Вскоре Наполеон и Жозефина стали любовниками. Для Жозефины любовное действие было приятным способом заполнить совместный вечер. Для Наполеона это было чем-то необыкновенным. В семь часов следующего утра он написал, затаив дыхание: «Я пробудился, полный Вами. Между вашим портретом и памятью о нашей опьяняющей ночи, мои чувства не дают мне покоя. Милая и несравненная Жозефина, что это странное вы сделали с моим сердцем? А что было бы, если бы вы были сердитой? Или мрачной и озабоченной? Тогда моя душа была бы разбита несчастьем. Теперь ваш любовник не найдёт ни покоя, ни отдыха. Но я не ищу ничего другого. Когда я, погружённый в глубокие эмоции, подавляющие меня, отрываюсь от ваших губ, от вашего сердца, я не нахожу ничего другого, кроме пламени, пожирающего меня… Я приду к вам в три часа. А до той поры, mio dolce amor, я посылаю Вам тысячу поцелуев — но не возвращайте мне ни одного из них, поскольку они разжигают огонь в моей крови».
Наполеоновский адъютант Огюст Мармонт засвидетельствовал, что эффект был потрясающим: «Он был безумным от любви в буквальном смысле этого слова, в его предельно широком значении. Это была, по-видимому, его первая настоящая страсть, глубинная страсть, и он отвечал на неё всей мощью своей натуры. Любовь такая чистая, такая настоящая, такая исключительная, какая никогда прежде не владела мужчиной. Хотя она и не сохранила свежесть юности, она знала, как удовлетворить его. А мы знаем, что в любви вопрос „как“ является главным. Некто любит потому, что он любит, и нет такой вещи, которая меньше нуждалась бы в объяснении и анализе, чем эта эмоция».