У дисциплинированных, добросовестных и честных работников сразу пелена упала с глаз.
И все увидели, что к руководству НКВД прокрались злобные враги и диверсанты. Ежов Николай Иванович и его усердный заместитель, комкор первого ранга Фриновский шумно покинули свои посты и переместились на новые, впрочем, в ранге наркомов. А розыск покатился со ступеньки на ступеньку, пока не дошел до «низовки», районного уровня, где каждое уважающее себя и закон управление НКВД, республиканское, краевое, окружное, областное, районное, должны были предъявить нарушителей и взыскать с них, невзирая ни на какие заслуги.
Была дана команда найти и наказать тех, кто нарушал советскую законность. И надо думать, не случайно именно в Ленинградском управлении НКВД поспешили вспомнить шитое «белыми нитками» дело о «саамском заговоре» и, чтобы чего доброго не объясняться с Генеральной прокуратурой, рекомендовали прокуратуре Мурманской, в порядке надзора, просмотреть это дело.
По всей стране прошли закрытые партконференции, посвященные положению дел в республиканских, краевых, окружных, областных и районных органах НКВД.
Основной доклад о том, какой яркий свет пролило постановление на положении дел в Мурманском УНКВД, делал сам первый секретарь обкома Иван Максимович, что по-своему символизировало возвращение всей полноты власти по принадлежности. От его пристального взгляда не утаились и малые прегрешения, пробравшихся к руководству Окружного отдела НКВД начальника старшего лейтенанта Гребенщикова, его заместителей лейтенантов госбезопасности Попова и Малинина, руководителей отделов Тищенко, Терехова, Школьника, Уральца, Юдашкина, следователей Шкаревского, Казанского, Масляева, Кирсанова и начальника Мончегорского, а до того Ловозерского РО НКВД младшего лейтенанта Михайлова.
По правилам больших армейских совещаний названный в докладе офицер, присутствующий в зале, если докладчик делал крохотную паузу, обязан был встать. Все пробравшиеся в органы враги, еще не исключенные из партии, еще не арестованные, сидели в зале и теперь поднимались в разных его концах. Вставали бледные, стояли ровно и благоговейно внимали премудрости, в докладе изреченной, и садились на место, как отпетые покойники, после того, как звучала следующая фамилия. В их кабинетах, как сказал в своем выступлении Иван Максимович, при обыске были обнаружены черновые проекты протоколов допросов, заготовленные по заранее разработанным схемам. Там же были найдены перехваченные письма арестованных, адресованные в ЦК ВКП(б) с жалобами на незаконный арест и преступные методы следствия. Говорил он пламенно, горячо, а слушали с воодушевлением и с тайной надеждой на то, что твое имя, Бог даст, не прозвучит «во второй половине доклада». Иван Максимович горько сетовал на то, что органы оторвались от контроля партии. «От вас оторвешься, — думали про себя чекисты, — если без санкции партийных органов члена партии нельзя даже арестовывать». Иван Максимович искренне удивлялся и возмущался низким уровнем образования сотрудников НКВД, многие чекисты-коммунисты оказались безграмотными, особенно начальники. Из поименованных руководителей лишь у одного было среднее образование, у остальных — неполное среднее и начальное. Поскольку как раз на бюро обкома проходила процедура утверждения каждого из этих безграмотных начальников, Ивану Максимовичу пришлось в порядке самокритики обратить внимание на недостаточную требовательность бюро!