— Обыкновенно, в известной степени. Украсть. Отнять. Снять с пьяного. Или с убитого. Все равно, как вы исполните это задание, главное, чтобы эффективно. Вы знаете значение слова «эффективно»?
— Тварь ты, — тихо сказал Петька.
— Что?
— Тварь, говорю, ты. Змея подколодная. Жаль, тебя в Сломихинской за трусость не расстреляли.
— Не забывайтесь, Петр Семенович. Не в вашем положении дерзить. В случае успеха операции вам будет гарантирована полная безопасность вашей семьи, повышение по службе, возможно — перевод в штаб армии.
— Жопы полковничьи лизать, что ли? Правильно Чeпай вашего брата не любит, буржуев недобитых. Мы революцию делаем, а вы на наших горбах в светлое будущее едете. Ничего, Чeпай тоже не дурак, он все понимает. Вот сломает хребет казакам — и за вас примется.
— Так и передать товарищу Фрунзе?
— Так и передай.
— Я очень уважаю вашу преданность Чeпаеву, товарищ Исаев. Ну что ж, очень жаль. Фотокарточку оставьте себе. Каждую неделю вам будут присылать новую, с семьей в полном составе. В известной степени, конечно — фотографировать же будут только живых.
Фурман не боялся. Фурман был уверен, что Петьке некуда деваться, — и был прав.
— Надеюсь, когда наша беседа окончится, ты поведешь себя по-умному и все сделаешь правильно, — сказал комиссар, внезапно перейдя на «ты». — Дело в том, Петр Семенович, что у тебя сейчас еще есть сила, но… жаль это признать, силы не вечны. И твои дни, они уже почти сочтены. В этом и заключается самая главная несправедливость жизни. Но к этому нужно подходить здраво. Ты, товарищ Исаев, думаешь, что будешь стареть, как вино. Если смотреть с позиций того, что вино в итоге превращается в уксус, то это так, но если ты думаешь, что с годами, как вино, будешь становиться лучше, то ты ошибаешься. Сколько раз, как ты думаешь, сумеешь выжить в атаке? Пару раз? Мирная жизнь ветеранов не терпит. Ты подошел совсем близко к славе, но твое время уже вышло, и если ты хотел славы, надо было стараться раньше. Ну что, договорились?
— Считай, что да.
— Перед делом ты почувствуешь неприятное легкое покалывание. Это твоя гордость. Пошли ее ко всем чертям с матерями, от гордости одна головная боль, а толку никакого. Перебори ее в себе, потому что уже через год, где-нибудь в Крыму, ты скажешь: «Товарищ Фурман был прав».
— Никакой головной боли, товарищ Фурман.
— Через месяц ты позвонишь в штаб.
Петька кивнул.
— Скажи это, — велел Фурман.
— Через месяц я позвоню в штаб.
— Скажешь пароль: «два-двенадцать, жду». За тобой приедут, и ты лично передашь Льва товарищу Фрунзе. Повтори.