Второе острое разочарование за одно утро.
— Ну что? — спросил марширующий рядом Перетрусов. — Вот он, твой Чепаев. Ты-то думал, он за красных, а оказалось, что он вовсе даже не за, а против.
— Заткнись.
— Да ты что, не понимаешь? Это судьба! Она тебя ни к белым, ни к красным, ни к Чепаю не пускает. Каждый сейчас сам за себя. Нельзя счастье всем дать, тем более — даром, иначе это не счастье.
— А что — счастье?
— Счастье — это когда у тебя есть, а у других — нет.
— Отстань, это только буржуи так думают.
— Что ж ты несговорчивый такой?
— Вот и найди себе сговорчивого.
— Не могу. Мой талисман на тебя указывает.
— Засунь себе этот талисман куда-нибудь поглубже!
В общем галдеже было не разобрать их разговора. И если на улице стоял гул, то в казарме и вовсе гвалт, как на вороньей свадьбе. Насколько понял Лёнька, курсанты недавно прибыли из Уральска в качестве подкрепления и толком не успели познакомиться, так что затеряться среди них было несложно.
— Я от тебя не отстану, — сказал Богдан.
— Сгинь, без тебя тошно.
— Обед!
Богдан тотчас исчез. Видимо, он тоже весь вчерашний день был голодным.
Чепаев
После выступления из Чепаева будто все силы улетучились. До знамени он прошел бодро и подразделения проводил, отдав честь, но едва они разошлись, Василий Иванович в изнеможении сел на крыльцо и уставился перед собой.
— Чепай, ну ты!.. — восхитился Петька, но начдив перебил его:
— Устал я что-то, Петр Семенович, — тихо сказал он. — Сердцу холодно.
— Ты чего? Ты ж этот, как его… Лев! Вон какую речугу задвинул, ажно небесам жарко стало. То-то всех завел!
— Это, Петька, не Лев, это я сам. На такое дело людей надо честно звать, а не прикрываться волшебной цацкой.
— Неужто сам?
— А ты думал, зря я Фурману в рот заглядывал? Учиться, брат, никогда не поздно.
— Как же ты решился, Чепай? Не хотел ведь.
— Уйди, Петька, не мешай. Я думаю.
Подумать было о чем.
Если бы не Тверитинов, ни за что бы Василий Иванович не решился на этот шаг. Возвращение Аркани говорило об одном — он уговорил Махно и вез от него пакет. Хотя зачем был нужен пакет? Хватило бы самого Тверитинова.
Отказаться от запланированного еще весной означало предать Арканю, да и самого себя.
Это же означало и другое. Бойцы верят Чепаеву, и не потому, что он в руке Льва сжимает, а потому, что заслужил доверие. Но одно дело — выступать против большевиков самому, а другое — людей за собой вести. Против белых воевать — это одно, это хлам из дома на помойку выбрасывать. С большевиками труднее будет. Чепай новой власти присягу давал. Теперь, обманувшись ее посулами, он восстал.