Впервые за последний час Богдан привлек внимание «казачка».
— Ага, вижу, что заметил. Так вот — он и нашим, и вашим.
— В смысле?
— Он же давно меня прикрывает. Так вот, он и красным гадит, и белым. Ты, небось, думал, что он только Чепаева предает? Так я тебе скажу — отряд, с которым ты скакал, по его наводке сюда направляется. Бьюсь об заклад — когда белые начнут ночью красных резать, он тревогу поднимет. Все всех перережут, а Ночков сам-герой возьмет, что ему надо, и поминай как звали.
— А что ему надо?
— Давай баш на баш?
— А чего тебе?
— Имя свое скажи?
— Тьфу, пропасть, — рассердился «казачок», — я тебе девка красная, что ли? Имя он спрашивает!
— Я ж тебе назвался. Справедливо будет.
«Казачок» помялся немного:
— Ну, Лёнька Пантелкин.
— Вроде не врешь.
— Не вру. Ну, чего надо тому типу?
— Да бог его знает. Он не говорил. Вернее, говорил, но как-то так, неконкретно. Вроде нужен ему сам Чепай, за голову которого белые обещали двадцать пять тыщ золотом.
— Ни хрена у него не выйдет, — сказал Лёнька и снова принялся за еду.
— Почему?
— Потому что этот… как его?
— Ночков. Начальник штаба, между прочим.
— Вот тварь двуличная… — Лёнька на мгновение задумался. — А, вспомнил. Голова этого Ночкова сейчас больше на голову Чепая походит, чем у самого Чепая. Ты видел, какой он?
Богдан ухмыльнулся.
— Так что, ты со мной?
— Душегубствовать? Нет уж, это без меня.
— А если не душегубствовать?
— Тогда что? Замуж меня позовешь?
— Дурак!
— Еще бы не дурак, если сижу тут и с тобой разговариваю.
— Я говорю — тут скоро такая мясорубка будет, что я просто агнцем божьим покажусь…
— Не покажешься. Тут все умирать готовы, сами знали, на что идут. А ты безвинных людей жизни лишал.
— Не бывает безвинных, все в чем-нибудь виноваты.
— Ты, значит, судья?
— Ну, ладно, ну, виноват я. Что мне сделать, чтоб отмыться?
— Почем я знаю?
— А что делать собираешься?
Лёнька вздохнул:
— И этого тоже не знаю.
Богдан смотрел на Лёньку разными глазами, а потом вдруг спросил:
— А давай подвиг совершим?!
— Подвиг?
— Ну, если мы Чепаю про предателя расскажем, это же будет подвиг?
— Кто нам поверит? Наше слово против этого Ночкова. Чепай, поди, Ночкова давно знает, а нас впервые увидит. Документы чужие, форма чужая. Не поверит.
Молодые люди вновь погрузились в невеселые мысли. Бывает же так: решишь изменить жизнь, а так все запутал, что дальше — только еще запутанней получается.
— Черт усатый! — в сердцах сказал Богдан.
Лёнька удивленно поднял на него глаза:
— Точно!
— Что точно?
— Черт усатый. То самое, что нужно.
До Богдана дошло, что имеет в виду Лёнька.