– Сильно? – интересуется кто-то позади меня.
Не оборачиваясь, снимаю ремень и сбрасываю китель и майку.
– Ох ты…
Ага, вот те и ох! Еще в госпитале немцы покачивали головами, разглядывая осколочные раны у меня на спине. Откуда они у меня – не помню сам. Но выглядят весьма зловеще.
– Вот так… Сознание я потерял, и в себя пришел только в деревне. Со слов хозяина, меня к нему приволокли месяца полтора назад, с тех пор и лежал пластом. Только выздоравливать стал – здрасьте, сызнова фрицы пожаловали. Деревню всю вверх дном перевернули. Тем и спасся, что полуодетым в окно выскочил. Успел сбечь, пока они все дома не проверили. А немцы жителей с собою увели… – продолжая говорить, понемногу напяливаю одежду назад.
– Зачем? – спрашивает кто-то.
– Я знаю? Как ушли они, вернулся в дом, винтовку из подпола вытащил и бумаги свои. Только вот с патронами – фига! Нет их ни одного – видать, ребята все унесли. Пару дней бродил вокруг – все ждал, чтобы кто-нибудь вернулся. Нет никого. А жрать охота, между прочим!
Зря, наверное, про еду вспоминаю, за спиною кто-то горестно вздыхает.
– Плюнул на все, пошел к станции. Верст десять всего-то и идти. Спрятал винтовку в кустах да подкараулил немчика прохожего… Дальше уже наглее пошел, в форме ихней и с оружием. Давил их потихоньку. Где одного, а где – и поболее.
– Не боязно было? – спрашивает коренастый.
– А! Двум смертям не бывать! Злой я шибко на них…
– Это заметно.
– Ну дык! Разжился потихоньку едой, автомат добыл, гранаты. А потом и колонну вашу увидел…
– Нашу?
– Ну ту, что в лагерь к вам вели. Вот и пошел следом. Беда в том, что не знал я – куда идти?
– А как нашел?
– Грузовик, в котором охрану возят, увидал. Эмблема у них на рукаве приметная, на машине такая же есть.
– Есть! – подтверждает «пассажир».
– Во! Ну а мотоцикл ихний – тот вообще на меня дуриком вылетел. Офицер пристал – что да как?
– Да уж, пристал! – фыркает «пассажир». – Мимо проехал – целее бы остался…
– Сам виноват! – вновь срываюсь я. – Неча было приставать, мол, смирно встань, да не так стоишь… но хоть польза с него была – про вас сказал.
– Так ты и язык их знаешь?
– С двенадцати лет говорю! У меня двое одноклассников – дети немецких коммунистов! У одного отец даже Тельмана знал!
Странным образом это заявление впечатления не производит.
– Да, парень… досталось тебе… – кивает коренастый. – А что призвали так поздно?
– Как это? – «удивляюсь» я. – Как война началась, так сам и пришел.
– Так по году-то – раньше должны были призвать.
Спускаю брюки и демонстрирую зажившую рану в ноге. На этот раз все молчат.