Лаура умылась, но глаза не открывала, по детской привычке опасаясь, что в них попадет мыло. Она склонилась над раковиной — ноги в шелковых чулках на подтяжках широко расставлены, тонкие каблуки вонзились в дешевый линолеум — и пошарила по стене, ища крючок с полотенцем.
Махровая ткань легла ей прямо в ладонь. Лаура превратилась в изваяние. Макс, смятенно подумала она. Мне следовало предвидеть это.
Мышцы ног свело судорогой, спина заныла от напряжения. Лаура представила, с каким, вероятно, удовольствием Макс созерцает ее паническую растерянность, и это привело ее в ужас.
Любая из женщин, с которыми общался Макс, окажись она в подобной ситуации, наверняка вильнула бы задом, приглашая его к любовной игре. Лаура же не знала, куда деваться от жгучего стыда. Охваченная отчаянием, она поняла, что теперь ее шансы предстать перед Максом во всем блеске искушенной жизнью дамы равнялись нулю.
— Смотри, не простудись, — хмыкнув, отеческим тоном произнес Макс.
Простудись! Да я вся горю от смущения! Лаура, не оборачиваясь, накинула полотенце на свое полуобнаженное тело. Знакомые пальцы Макса заботливо, даже слишком заботливо, расправили на спине складки материи. Нервы Лауры были на пределе, и она едва сдерживалась, чтобы не завопить во все горло. Макс всегда умел дать женщине то, чего она от него хотела. Это позволяло ему быстрее добраться до ее постели, так, во всяком случае, уверяли его несчастные родители.
Они объяснили Лауре, что их сын, добиваясь очередной женщины, менял свое поведение в зависимости от ситуации. Например, в ее случае Макс изображал заботливого преданного поклонника. Когда он приходил в гости и заставал Фей, то делал вид, что его не волнует неотразимая красота и бьющая через край сексуальность старшей из сестер Тримейн. Он уверял Лауру, что ему больше нравится ее носик-кнопочка и неправильной формы рот.
Лжец! Низкий, подлый, гадкий!..
Лаура попыталась произнести это вслух, но язык отказывался повиноваться. Наконец она с трудом выдавила:
— Какого черта…
— Я стучал, — растягивая слова, ответил Макс с наигранным смирением.
— И не счел нужным подождать, когда тебе откроют! — рявкнула Лаура.
— Я никогда не жду, — пожал плечами Макс.
Это уж точно — никогда и никого. То, что Макс хотел, он желал иметь сразу или тотчас уходил и получал искомое в другом месте.
— На этот раз придется. Иди в кондитерскую и жди там. Или убирайся ко всем чертям и никогда больше не появляйся здесь! — выкрикнула она и начала с остервенением вытирать лицо.
— Даю тебе пять минут, — небрежно бросил Макс. — Я тороплюсь и буду ждать в комнате.