Виниций, проснувшийся еще на рассвете, перечитывал любимые строки Катулла, изредка вскидывая глаза на обожаемую жену, что сладко почивала рядом. Но неожиданный детский крик, заставил Юлию Ливиллу поморщиться во сне и открыть глаза.
— Опять мальчишка Луций просит молока, — улыбнулся ей Марк. — Агриппина жалуется, что он без конца голоден.
— Ей ли жаловаться, — молвила Ливилла, протягивая мужу руку для поцелуя. — Кормилица дает ему грудь и меняет пеленки, а мать преспокойно почивает в другом крыле дворца, даже не слыша плача сына, — досада послышалась в ее последних словах. — Надо попросить брата отвести кормилице с ребенком другую спальню. Мне надоело просыпаться среди ночи от криков маленького Агенобарба. Он такой же громкий и буйный, как его отец.
Занавес откинулся, пропуская в кубикулу Агриппину.
— Кажется, супруги перемывают мне косточки, — сказала она. — А я вот зашла пожелать вам доброго утра. Опять Луций безобразничал ночью? У тебя под глазами темные круги, сестра. Не спалось? Я уже решила сегодня отправить их с кормилицей в дом сестры Агенобарба. Пусть Домиция Лепида позаботится о мальчишке.
Юлия и Виниций переглянулись, и Ливилла подумала: «Когда у нас с Марком появятся дети, я никогда не стану отсылать их с глаз подальше», а вслух сказала:
— Ты верно рассудила, сестра. В тихом доме Лепиды ему будет лучше, чем в шумном дворце.
Агриппина равнодушно пожала плечами и тут же позабыла о сыне, вспомнив, с какой новостью пришла к сестре.
— Надеюсь, для вас не секрет, с кем уже вторую ночь делит ложе наш император?
Ливилла привстала от изумления. Агриппина, всласть помолчав и насладившись ее потрясением, наконец с деланным небрежением произнесла:
— Энния Невия.
Позабыв о наготе, Юлия вскочила и принялась нервно расхаживать по кубикуле.
— Не может быть! — восклицала она, заламывая руки. — Юнию похоронили совсем недавно, и Гай любил ее больше жизни! Неужели он так быстро утешился? Да и с кем? С кривозубой Эннией?
— Ну, ну, Ливилла, — отозвался Марк. — Невия красива, не стоит искать в ней недостатки. Они есть у каждой женщины.
Ливилла негодующе фыркнула. Агриппина открыто забавлялась ее состоянием.
— Я считаю, наш император поступил, как всегда, мудро, — продолжал Марк, делая вид, что не замечает злых взглядов жены. — Страшная болезнь из-за смерти Юнии едва не свела его в могилу. Для всех будет лучше, если его горе утихнет, и разум восстановится от пережитых потрясений. Гай, да и все мы, никогда не забудем божественную Юнию, но надо продолжать жить. Ведь ее отсутствие не мешает нам веселиться на пирах и играх, которые устраивает император для Рима? Сказав это, он испытующе посмотрел на жену.