Растерянная Энния поднялась по приставной лесенке на ложе и неловко стала стягивать тунику. Она еще не успела опомниться от резкой перемены в ее жизни.
Все произошло так внезапно. Два дня назад она допоздна засиделась в гостях у Агриппины, пригласившей ее поужинать, но не захотела остаться ночевать, а попросила служанку проводить к своим носилкам.
Проходя сквозь таблиний Тиберия, она столкнулась там с Калигулой, и он подхватил ее на руки и отнес к себе в спальню. В его крепких объятиях она почувствовала себя на вершине блаженства. Еще бы! Столько ждать и надеяться! Но искра былой любви к Гаю, ярко вспыхнувшая в душе, безжалостно была затоптана, когда он овладел ею на ложе, даже не сняв с себя сандалий. А на утро приказал остаться во дворце и запретил возвращаться к Макрону. Тело ее болело от грубых ласк, граничивших с жестокостью, и сердце ныло от несправедливости и жалости к себе и мужу.
Грубый окрик Гая отвлек ее от невеселых дум, и она торопливо развязала сандалии. Жесткие пальцы вцепились в ее роскошные волосы. Цезарь запрокинул ей голову и впился зубами в нежные губы. Она застонала от боли. Он сдавил ей грудь, ущипнул, принуждая к покорности, и она, стиснув зубы, повиновалась, раздвинув ноги.
К счастью, раздался звон медного гонка, и Калигула недовольно рявкнул:
— Кого принесло?
— Мой господин, — из-за занавеса показалась голова Хереи. — Ты велел предупредить, когда придет скульптор. Он здесь.
Калигула кубарем перекатился через Эннию и выбежал, крикнув ей:
— Пошла прочь!
Девушка, прикрывая грудь туникой, разрыдалась от унижения и стала поспешно одеваться. Ей хотелось забиться в самый дальний и темный угол, чтобы там смыть слезами свой позор.
Хмурый маленький человечек простерся ниц, едва показался император.
— Ты принес? — дрожа от нетерпения, спросил Калигула, пожирая глазами небольшой деревянный ящик. — Никто не видел, что там?
Скульптор отрицательно помотал головой.
— Отлично! Кассий, рассчитайся с ним. Дай столько, сколько он попросит, — сказал Гай и, склонясь к преторианцу, едва слышно добавил: — Вели выдернуть ему язык и перебить пальцы. И оплати ему это тоже. Щедро.
Изумленный до крайности Херея кивнул и поднял ящик с мраморного пола.
— Не трожь! — хрипло выкрикнул Калигула. — Я сам!
Он выхватил ящик из рук остолбеневшего Кассия и поспешно вышел. Шаги замедлил он только перед входом в свои покои. Эннии там уже не было, простыни она заботливо задернула, стол с остатками завтрака убрали рабы.
Гай нетерпеливо отдернул занавес с потайной ниши и наконец приподнял крышку ящика. Среди опилок покоился бюст из темного мрамора. Сдерживая благоговейную дрожь в руках, Калигула приподнял его и осторожно поставил на возвышение, установленное в нише.