— Ты делать что? — выкрикнул он.
Ответом был затравленный непонимающий взгляд.
Сорвил отбросил шайгекца и, все с тем же суровым видом, изобразил, что берет землю и мажет себе по щекам.
— Что? Ты делать — что?
Словно вспорхнув на крыльях, замешательство Порспариана разом сменилось каким-то странным ликованием. Он осклабился, закивал, как сумасшедший, удостоверившийся в реальности своих галлюцинаций.
— Йемарте… Йемарте’сус!
И Сорвил понял. Кажется, впервые он на самом деле услышал голос своего раба.
— Благословил… Я благословил тебя.
Душа, блуждая, забрела далеко,
куда не проникает солнца свет,
в края, неведомые племенам и картам,
вдыхая воздух, предназначенный лишь мертвым,
лишь о страдании петь могла.
Протатис. «Сердце козла»
Весна 20-го года Новой Империи (4132 год Бивня), гора Энаратиол
Она была напугана, но жива.
Мимара бежала по рассыпающимся костям, и высоко в воздухе над нею держалась точка яркого, как солнце, сияния. Мысли ходили по кругу, а глазами она видела, как свет колеблется и качается, и ей думалось, что это невозможно: свет лился, он был такой же, как всегда, так же обнажал поверхность предметов, и в то же время ему не хватало какой-то цельности, как будто он был пропущен через фильтр и лишен каких-то важных наслоений.
Колдовской свет, растянувшийся на развалинах, как полинявшая шкура. Ее свет!
Конечно, страх теснил. Мимара знала, почему волшебник вручил ей этот дар, знает, пожалуй, лучше, чем он сам. Часть ее души не выживет в этом потустороннем лабиринте…
Великий Кил-Ауджас.
История часто представлялась ей как вырождение. Много лет назад, вскоре после того, как мать привела ее на Андиаминские Высоты, Момемн поразило землетрясение, не слишком жесткое, но достаточно сильное, чтобы потрескались стены и с них обрушились гербы и украшения. Особенно пострадала одна фреска — «Осто-Дидиан», как называли ее евнухи, — изображающая битву при Шайме времен Первой Священной войны, и на ней сражающиеся сгрудились щит к щиту, меч к мечу, как связанные вместе куклы. Если по остальным фрескам всего лишь паутиной пошли трещины, то эту словно били молотками. Осыпались целые фрагменты, открыв более темные и старые изображения: обнаженные мужчины на спинах быков. В отдельных небольших углублениях даже этот слой треснул, особенно около центра, там, где когда-то висел в небе непропорционально большой ее отчим. Там, стерев белую пыль, она увидела мозаичное лицо молодого человека с развевающимися на ветру черными волосами и по-детски широко открытыми глазами, неотрывно глядящими на невидимого врага.