— Что ты мою невестку отчитал, на это я не обижаюсь. Но плохо то, сынок, что ты со мной не посоветовался, когда затевал это дело с пересадкой деревьев. Советую быть осмотрительней. Председательское кресло — штука коварная! Сядешь — голова кружится…
Интересно, что Палван скажет теперь?
«А, черт бы его взял! — со злобой оборвал он себя через секунду. — Там люди при смерти, а я тут гадаю, что скажет Палван».
— Что же это мы тащимся еле-еле? — бросил он Тахиру, обеими руками стиснув поручень перед собой.
— Восемьдесят даем, Мутал-ака…
— Ну, жми, дружок, жми!
…Председательский «газик» остановился у ворот районной больницы. На улице, освещенной редкими лампочками, царила тишина.
Хирургическое отделение помещалось, кажется, в одном из домиков поблизости. Так и есть: чуть наискось, под тополями, перед домом с высокими окнами Мутал увидел несколько знакомых мужчин и женщин.
Когда Мутал приблизился, все поднялись с земли. Одна из женщин всхлипнула, прикрыла лицо рукавом.
Мутал поздоровался со стариком Рахимом из бригады Шарофат, спросил глухо:
— Ну как тут, отец?
— Слава всевышнему! — торопливо заговорил Рахим-ата[12], кругленький, словоохотливый старичок. — Одна Шарофат, слышно, очень пострадала. Да ниспошлет аллах ей исцеление!
— Остальные?
— Остальные, слава аллаху, будто ничего. — Старик покосился на женщин. — Только бы Шарофат выздоровела. Тут сейчас были отец ее и муж. Прогнал я их, чтобы хоть чаю попили.
Мутал прикусил губу. Подошел еще один старик, высохший, в белой чалме,
— Тяжелее всех, по правде сказать, Валиджану, — заговорил он, покачивая головой. — Ведь как они с Шарофат любили друг друга! Прямо Юсуф и Зулейха… Не дай аллах, чтобы она…
— Эх! — Рахим-ата отвернулся и в раздражении плюнул. — Ну, зачем он погнал, будто на скачках?! Глупая голова! Не умеешь — не садись править машиной!..
«А меня-то что ж не трогаете?» — подумал Мутал.
— Иди, — сказал Рахим, потом закашлялся и добавил: — Там и моя дочь, нога у нее, говорят, сломана. Не отрезали бы… Пойди к ним.
В прихожей его никто не остановил. Двери по сторонам были затворены. Толкнув дверь напротив, Мутал очутился в просторной палате. В левой половине, за марлевой занавеской, — два ряда белых кроватей, на них люди с забинтованными головами. Слабый свет от лампы под потолком. И почти беспрерывный тихий стон.
С гнетущим чувством Мутал несмело шагнул вперед. Сейчас же отодвинулся марлевый занавес, вышла девушка в белом.
— Вы зачем здесь?
— Я… Я председатель колхоза.
— Вот как! — Девушка кивнула головой. Потом сняла с вешалки белый халат, протянула ему. — Тогда пожалуйте сюда.