Народ оценивают согласно закону, согласно которому этот народ когда-то начали оценивать. Наш закон — это империя, и мы — народ императора, даже если уже давно императора нет. Уже это обязывает к чему-то, к чему больше никто не был обязан. И если бы мы не были детьми Лютера и Канта, если бы мы первыми не подняли на щит совесть как нашего высшего судью перед любой иной заповедью, то нас бы и не мерили по этому критерию. То, что так делают, должно быть для нас не досадной неприятностью, а подтверждением. Если мы потребуем для себя равного права во всем и для каждого, то мы не повысим нашу ценность, а снизим ее. Более строгая мерка подобает нам. Мы сами приложили ее к себе. То, что может позволять себе буржуа, запрещено священнику или королю. Так это происходит среди людей, и это правило действует также среди народов. Господин — это тот, кто больше всего требует от себя. Дворянство не дает привилегий, нет, оно дает обязанности. Воспитывать народ господ — это значит всегда и везде вести себя как господа. «Выращивать» — это значит «воспитывать, держа в строгости», в первую очередь — самого себя.
Они разъехались в разные стороны, некоторые отдали своих лошадей на попечение их конюхов, и снова маршировали пешком, каждый при своей батарее, только всадник на пегой лошади вместе с тем, кто обычно ехал в центре, поскакали в голове штаба дивизиона. К полудню командир дивизии с несколькими офицерами проскакал рысью вдоль всей колонны, остановился возле обоих и перед тем, как уехать, поздравил прямо с лошади командира дивизиона с рождением сына: «В Берлине одну неделю назад», сказал он. Это сообщение как раз поступило среди прочих телеграмм. На высохшей от жары твердой земле слышен был однообразный топот копыт и скрежет обитых железом орудийных колес. Вертикально вздымающееся в синь восточного неба облако привлекло их взгляды. Когда уже к вечеру четыре всадника снова ехали рядом, беседа наладилась снова:
— Сегодня обе стороны думают, — начал едущий в центре, — что борются за мир, обе ведут — так они говорят — «войну против войны», и обе они ошибаются. При этом мы, немцы, если говорим о мире, думаем о времени до 1914 года. Оружием можно в лучшем случае принудить только к перемирию. Та империя «внутри нас» лежит по ту сторону любой земной войны или мира. И мы тоже никогда не достигнем конца всех войн, только лучшую войну в будущем, вероятно, с более строго установленными правилами и лучший мир. Но мы должны остерегаться, тем не менее, ожидать навсегда действительных решений от профессий, связанных с применением насилия.