— Паланкин не пройдет, поворачивайте назад, — приказал полицейский, загораживая дорогу.
— Но наш барин работает в конторе торговых рядов, — возразил передний носильщик.
— Смотри, сколько народу! А на улице вещи лежат. Разве вы пройдете? — твердил полицейский.
Поняв, что спорить бесполезно, Цзюе-синь приказал:
— Лао-ли, опустите паланкин. Я пойду пешком.
Носильщики послушно опустили паланкин посреди улицы; Цзюе-синь вышел и приказал отнести паланкин в сторону и ждать его, а сам поспешно направился к толпе.
Но протиснуться сквозь густую толпу оказалось нелегким делом. Сзади напирали, передние не могли двинуться вперед, а иногда даже подавались назад. Зажатый в толпе, Цзюе-синь выискивал каждую щель, чтобы пролезть вперед, расталкивая людей и не обращая внимания на колкие замечания и ругань, которые в изобилии сыпались на него со всех сторон. Ценой больших усилий ему, наконец, удалось пройти одну улицу; у него даже нижняя рубашка пропотела насквозь от таких усилий.
Огонь теперь был ближе; Цзюе-синю казалось, что зарево уже окружает его и что он слышит шипение огня и треск горящего дерева. Улицы были запружены народом и вещами. Встречалось много знакомых лиц. Приказчики лавок, наблюдая за спасенной утварью, с видимым удовольствием пересказывали любопытным весь ход происшествия. Зеваки ахали и вздыхали, показывая пальцами на огонь. Иные носились взад и вперед, разыскивая знакомых, другие с узлами и корзинами в руках, отчаянно выдирались из толпы.
— Что ж нет пожарных? — услышал Цзюе-синь чей-то сердитый голос. — Неужели так и будем смотреть, как все сгорит дотла?
— Давно приехали. Да разве без воды что-нибудь сделаешь? — отвечал кто-то, видимо более осведомленный.
— Нет воды, так надо лезть на крышу и ломать, чтобы не дать огню распространиться, — недовольно вставил третий.
— Легко сказать — лезть на крышу! Кому это своей жизни не жалко? Заставь тебя полезть, если получаешь несколько юаней в месяц, — ты бы полез? — снова ответил второй.
— Хорошо еще, что вокруг здания высокий брандмауэр — огонь дальше не пойдет. По-моему, они хотят запереть его внутри: сгорит до конца — и все. А то чего бы пожарным машинам стоять у дверей без движения? — все так же недовольно проговорил третий голос.
Эти слова, словно тяжелый кулак, ударили Цзюе-синя. Он застыл на месте и, подняв голову, глядел на огонь. Огненные птицы разлетелись уже на полнеба; языки пламени, ослепительно яркие, стремительно рвались вверх. Теперь даже море черных голов перед глазами тоже стало огненным. Огонь был везде: на земле, в воздухе, в сердцах людей. Цзюе-синь с стесненным сердцем продолжал продвигаться вперед. Но на этот раз он не выдержал, силы покинули его, и он застрял в толпе, будучи не в силах двинуться ни взад, ни вперед. Он уже ни на что не надеялся; в мозгу у него бушевал огонь, и он думал лишь о том, какая огромная, разрушительная сила в огне. Его то толкали вперед, то оттесняли назад; вначале он был на середине улицы, затем постепенно его отжали вправо. Он раскраснелся и весь обливался потом. Голова пылала, все тело горело.