Последняя линия его обороны была прорвана, и он, больше не владея собой, разрыдался, не дав госпоже Чжоу договорить.
Цзюе-минь встал и заботливо, голосом, полным участия, обратился к брату:
— Иди-ка лучше спать. Ты сегодня очень разволновался. Тебе не следует так убиваться.
— Я… Я ничего, ничего, — говорил Цзюе-синь, утирая набегавшие слезы.
— Цзюе-синь, ложись спать. А ты, Цзюе-минь, проводи брата да постарайся его успокоить, — заботливо проговорила госпожа Чжоу.
— Хорошо, — согласился Цзюе-минь, подошел к Цзюе-синю и сказал ему вполголоса: «Пойдем, брат!» Но лишь после того, как Цзюе-минь позвал его второй раз, Цзюе-синь поднялся, поклонился госпоже Чжоу и с поникшей головой вышел из комнаты, вслед за Цзюе-минем.
— Ци-ся, приготовь мне еще один кальян, — машинально приказала госпожа Чжоу; когда Цзюе-синь скрылся за дверью, она почувствовала необъяснимую грусть.
Вернувшись к себе, Цзюе-синь снова сел за письмо.
«Мэй скоро женится. Это опять дядина затея. Невеста — барышня из семьи Фэн, по крайней мере года на четыре старше его.
Последнее время я словно в забытьи и часто плачу. Особенно печалюсь я о Хой. Гроб с ее телом отправили в монастырь Ляньхуаянь более чем в двадцати ли от города и бросили там на произвол судьбы. Семья Чжэн и не думает об обряде погребения, а дядя тоже нисколько не интересуется этим. В этом году, во время весеннего праздника поминовения усопших, я приказал Лао-чжао отправиться за город и сжечь для нее два ящичка и две связки бумажных денег. По возвращении Лао-чжао рассказал мне обо всем, его рассказ вызвал во мне скорбь и негодование. Хотя вся семья бабушки недовольна поведением семьи Чжэн, однако дядя не хочет ничего предпринимать, и бабушка ничего не может с ним поделать. Несчастная Хой: даже ее прах не может найти успокоения.
Сестра Шу-ин всегда любила Хой, и когда она узнает об этом, ей несомненно будет очень тяжело…»
Он ни словом не обмолвился о самом себе.
В воскресенье утром Цзюе-минь отправился с книгой в сад. Выйдя за ворота, он увидел идущих впереди Цзюе-синя и Шу-хуа, а позади них служанку госпожи Чжан, Цуй-хуань.
— Шу-хуа! — позвал он.
— Что? — остановилась Шу-хуа. Цзюе-синь, едва повернул голову, продолжая идти. Цуй-хуань прошла в калитку вслед за ним.
Цзюе-минь, смеясь, обратился к Шу-хуа.
— Что-то ты сегодня рано!
Шу-хуа прыснула:
— Десять часов это рано, по-твоему? Да ты смеешься надо мной.
— Уже десять часов? А я и не знал. Разве Цзюе-синь не идет к бабушке? Что это он пошел в сад?
— А ты не знаешь? Там какая-то неприятность… — Она не договорила: кто-то стремительно выбежал из сада. Это был ее двоюродный брат Цзюе-ин. От быстрого бега по лицу его струился пот, волосы растрепались.