— Докажите.
Далквист обошел вокруг стола.
— Первым моим порывом было сразу же вас осадить, заставить добывать ордер, биться по судам, привлечь дорогих юристов, в общем, растянуть все на недели, а то и на месяцы. Даже если бы ваша взяла — получили бы только ордер на ограниченный обыск и кучу бумажной волокиты. Но знаете что? Ходите здесь где хотите, осматривайте все, проверяйте любые документы. Нам прятать нечего! Это вас устроит?
Хейворд посмотрела на Пендергаста. Лицо у того было непроницаемое, серебристые глаза полуприкрыты веками.
— Для начала годится, — ответила она.
Директор нажал кнопку на столе.
— Мисс Фармер, составьте письмо за моей подписью, дающее этим людям полный, абсолютный и неограниченный доступ во все помещения «Лонжитьюд фармасьютиклз» и предписывающее всем сотрудникам отвечать на любые их вопросы правдиво и подробно, а также обеспечить допуск ко всем без исключения процессам и документам.
Далквист отпустил кнопку и посмотрел на посетителей:
— Надеюсь, что вы покинете нас как можно скорее.
— Увидим, — спокойно заметил Пендергаст.
Когда они добрались до дальнего конца комплекса «Лонжитьюд фармасьютиклз», Хейворд была совершенно измотана. Далквист слово сдержал: им предоставили полную свободу, показали все — лаборатории, кабинеты, архивы — и разрешили ходить по закрытым зданиям, разбросанным по всей территории комплекса.
И все же Пендергаст и Хейворд абсолютно ничего не нашли. Со времен, предшествующих банкротству, осталось лишь несколько работников низшего звена. В документах компании, хранившихся десятки лет, о птичьем гриппе ничего не упоминалось. Все чисто.
Хейворд это казалось подозрительным. Ее опыт говорил, что у всех, даже у людей честных, бывают секреты. Идя с Пендергастом по коридору последнего заброшенного здания, Хейворд пыталась угадать по спокойному алебастровому лицу агента, о чем он думает.
Они вышли через скрипучую заднюю дверь — запасной пожарный выход. За ней оказалось разбитое бетонное крыльцо и заросший газон. Справа, вокруг грязного, образованного протокой болотца, стояли покрытые испанским мхом кипарисы. Дальше, за зарослями, виднелись остатки кирпичной стены, обвитые плющом, а за ними, в дальнем конце комплекса, — обгорелые развалины, окруженные со всех сторон непроходимыми болотами Черной Топи.
Из темной воды торчали остатки старого причала, обгоревшего и полуразрушенного — кроме ряда свай, почти ничего не уцелело.
Сыпал мелкий дождь, покрывал каплями траву, по небу ходили зловещие тучи.
— А я зонт не взяла, — сказала Хейворд, глядя на унылые мокрые деревья.