Наваждение (Чайлд, Престон) - страница 51

— И Хелен интересовалась картиной?

— Этим интересуется любой, кто изучает творчество Одюбона. Именно с этой картины начался тот период его жизни, который завершился «Птицами Америки» — величайшим трудом по естественной истории. «Черная рамка», по всеобщему признанию, была первой работой настоящего гения.

— Понятно. — Пендергаст глубоко задумался. Неожиданно он вздрогнул и посмотрел на часы. — Ну… рад был вас повидать, мистер Типтон. — Пендергаст подал ему руку, и куратор в замешательстве почувствовал, что руки у гостя холодны, словно у покойника.

Куратор проводил гостя до двери и на самом пороге наконец-то решился тоже задать вопрос:

— Мистер Пендергаст, скажите, а то первое издание у вас сохранилось?

Пендергаст обернулся.

— Разумеется.

— О! Надеюсь, вы простите мою прямоту, но если вы по какой-то причине захотите найти для него подобающее место, где с ним будут должным образом обращаться и показывать публике, то мы, разумеется, сочтем для себя честью… — намекнул куратор.

— Буду иметь в виду. Спокойной вам ночи, мистер Типтон.

Старик порадовался, что Пендергаст больше не протянул ему руку.

Дверь закрылась; Типтон заложил засов и некоторое время постоял в раздумье. Жену лев съел, родители сгорели… Вот так семья! И этот, последний, с годами явно не стал нормальнее.

17

Расположенная на Тулейн-стрит школа медицины Тулейнского университета помещалась в непримечательном сером высотном здании, какие можно встретить в нью-йоркском финансовом квартале.

Пендергаст вышел из лифта на тридцать первом этаже и направился в отделение гинекологии; там, задав несколько вопросов, он нашел кабинет доктора Мириам Кендалл и деликатно постучал.

— Войдите, — ответил сильный звучный голос.

Пендергаст открыл дверь. Небольшой кабинет явно принадлежал профессору: два металлических шкафа, заполненных учебниками и научными журналами, на письменном столе высятся стопки экзаменационных тетрадей… Из-за стола поднялась женщина лет шестидесяти.

— Здравствуйте, доктор Пендергаст. — Она сдержанно пожала протянутую руку.

— Зовите меня Алоиз, — ответил он. — Благодарю, что согласились меня принять.

— Не стоит. Присаживайтесь, пожалуйста.

Она опять уселась за стол и стала пристально разглядывать Пендергаста — почти как врач пациента.

— А вы ни на день не состарились.

О ней самой этого нельзя было сказать. В золотистом утреннем свете, лившемся из высоких узких окон, Мириам Кендалл выглядела намного старше, чем в то время, когда делила кабинет с Хелен Эстерхази-Пендергаст. Однако вела она себя как прежде — холодно, жестко, по-деловому.